Под лозунгом индустриализации в кратчайшие сроки любой ценой страна после нэпа вступила в 1930-е годы. Эти годы отмечены форсированием промышленного развития, о чем написано немало. Несравненно меньше знаем мы о товарном дефиците, росте инфляции и карточном распределении товаров. Сталин в 1930 г. провозгласил: "Мы вступили в период социализма..."[1] Весной 1939 г. на XVIII съезде ВКП(б) вождь говорил уже о переходе к строительству коммунизма в СССР[2]. Но ни тогда, ни впоследствии он не говорил о том, как и почему в 1930-е годы снижался уровень жизни населения, что являла собой карточная система, существовавшая официально с 1928 по 1935 г. и неофициально - на рубеже 1930 - 1940-х годов. Эти вопросы почти не освещены в отечественной литературе. Попытаемся хотя бы частично восполнить данный пробел.
История XX в. свидетельствует, что к карточной системе распределения предметов потребления, прежде всего продовольствия, не раз прибегали многие правительства в критические периоды своей деятельности, сопровождавшиеся острым товарным дефицитом и инфляцией (войны, революции, кризисы). Правда, принципы и цели нормированного централизованного распределения в разных государствах различались. В конечном итоге они определялись характером самого государства, направлением его внутренней и внешней политики, степенью монополии государства в сфере снабжения и пр.
Так, в условиях разрыва экономических связей во время первой мировой войны царское правительство России ввело регулируемые цены на хлеб, что вызвало конфликт между правительством и производителями продовольствия, сделало закупку хлеба труднодоступной, что, в свою очередь, обострило дефицит и привело к срывам снабжения хлебом. Попытка регулировать продовольственное снабжение стало причиной введения летом 1916 г. карточек на продовольствие.
Временное правительство тоже оказалось в продовольственном водовороте. В конце августа 1917 г. оно установило фиксированные цены на зерно. Это привело к краху продовольственного снабжения, дестабилизации цен, росту инфляции и во многом подорвало позиции Временного правительства, укрепив положение большевиков. История не раз показывала, что идти вопреки интересам производителя для власти небезопасно.
Яркое подтверждение тому - период военного коммунизма. В карточной системе, существовавшей в СССР в 1928/29 - 1935 гг., как в зеркале, отразились характер и специфика советского государства, его истинная природа, реальные приоритеты его социальной и экономической политики.
Форсированная индустриализация, начатая в конце 1920-х годов, вызвала кризис снабжения в первой пятилетке. Условием проведения индустриализации была государственная монополия на производственные ресурсы (сырьевые, товарные, денежные фонды, пр.), для чего было ликвидировано частное предпринимательство в городе и начата насильственная коллективизация крестьянских хозяйств.
Используя монополию, государство перераспределяло ресурсы, создавая благоприятные условия для развития промышленности и армии. Реально это выражалось в росте капиталовложений в отрасли, производящие средства производства, увеличении военных расходов, в наращивании объемов госзаготовок, в поддержании высоких цен на промышленные товары и низких заготовительных цен на сельскохозяйственную продукцию.
Политика перераспределения средств имела особенно тяжелые последствия для сельского хозяйства. Крайне невыгодные условия госзаготовок вызывали сопротивление крестьян, порождали кризисы заготовительных кампаний и вели к обострению продовольственного дефицита. Насильственная коллективизация, которая должна была сломить сопротивление крестьян государственным заготовкам, привела к резкому падению сельскохозяйственного производства и к глубокому продовольственному кризису.
На обострение дефицита повлияли и другие факторы. Один из них, например, ликвидация частной торговли. Другим был внешнеторговый курс СССР: рост вывоза сельскохозяйственной продукции, в первую очередь зерна, и незначительный ввоз товаров и продовольствия. Дефицит и инфляция были усилены быстрым увеличением денежной массы в обращении вследствие эмиссий и высокой зарплаты на промышленных предприятиях.
Из-за продовольственного кризиса с зимы 1928/29 г. в городах СССР стали распределять по карточкам хлеб, а затем и другие продовольственные и промышленные товары. До начала 1930-х годов отсутствовали единые для всей страны, принципы распределения, нормы снабжения, группы потребителей. Карточная система распространялась спорадически, карточки вводились в городах разновременно, нормы снабжения повсеместно были разными. Дифференциации в снабжении не было: через карточную систему правительство пыталось обеспечить всех горожан в равной мере. Некоторые преимущества имели члены потребительской кооперации. Только "лишенцы" (лишенные избирательных прав) не получали карточек.
Продовольственный кризис и голод нарастали, и это угрожало проведению индустриализации: в 1929/30 г. появились постановления о снабжении ведущих индустриальных центров - Москвы, Ленинграда, Донбасса. Их население было разделено на две основные группы: рабочие и прочие трудящиеся. Нормы продуктов для рабочих были выше (табл. 1. В 1931 г. серией постановлений ЦК ВКП(б), СНК СССР, СТО и наркомата
Таблица 1
Нормы снабжения Москвы и Ленинграда, установленные в 1929/30 г. (в кг на человека)*
| Наименование продукта | Нормы по категориям потребителей | ||||
| 1 | 2 | 3 | 4 | дети | |
| Хлеб | 0,8 | 0,8 | 0,4 | 0,4 | - |
| Крупа | 3 | 2 | 1,5 | 0,75 | - |
| Мясо | 0,2 | 0,2 | 0,1 | 0,1 | - |
| Сельдь | 0,8 | 0,8 | 0,5 | 0,25 | - |
| Масло животное | 0,6 | 0,5 | 0,5 | 0,3 | 0,4 |
| Масло растительное | 0,75 | 0,5 | 0,5 | 0,25 | - |
| Сахар | 1,5 | 1,5 | 1,5 | 1 | 0,5 |
| Чай | 0,05 | 0,05 | 0,05 | 0,025 | - |
| Яйца (шт.) | 10 | 10 | 10 | - | 20 |
* По хлебу и мясу - дневные, по остальному - месячные нормы. 1 - нормы для рабочих, которые являлись пайщиками потребительской кооперации, 2 - нормы для рабочих, не являвшихся пайщиками потребкооперации, 3 - прочие трудящиеся - пайщики (служащие, члены семей рабочих и служащих, кустари, лица свободных профессий), 4 - прочие трудящиеся, не являвшиеся пайщиками потребкооперации. См.: РГАЭ. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 2 б. Л. 249.
__________________________
снабжения СССР была оформлена единая для всей страны иерархия снабжения городского населения. Руководство страны при остром дефиците ресурсов с помощью дифференциации снабжения стремилось в первую очередь гарантировать снабжение населения, занятого в промышленном производстве. Снабжение рабочих и служащих стало зависеть от индустриальной важности предприятий, на которых они работали, и городов, в которых они проживали. Было составлено 4 списка городов. Привилегированными были особый и первый список: в них вошли ведущие индустриальные центры СССР. По сравнению с нормами неиндустриальных городов, в которых преобладали мелкие предприятия и которые вошли во второй и третий список, их нормы снабжения были выше, а ассортимент товаров лучше.
Таблица 2
Нормы снабжения на 1931 г. (в кг на человека)*
| Продукты | Особый список | I список | II список | III список | ||||||||
| 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | 1 | 2 | 3 | |
| Хлеб | 0,8 | 0,4 | 0,4 | 0,8 | 0,4 | 0,4 | 0,8 | 0,4 | 0,4 | 0,75 | 0,35 | 0,35 |
| Мука | 1 | 1 | 0,5 | 1 | - | 0,5 | - | - | - | - | - | - |
| Крупа | 3 | 1,5 | 1,5 | 2,5 | 1,5 | 1,5 | 1,5 | 0,85 | 0,85 | 1 | 0,5 | 0,5 |
| Мясо | 4,4 | 2,2 | 2,2 | 2,6 | 1,3 | 1,3 | 1 | 1 | 1 | - | - | - |
| Рыба | 2,5 | 2 | 2 | 2 | 1,4 | 1,4 | 2 | 1 | 1 | - | - | - |
| Масло | 0,4 | - | 0,4 | 0,2 | - | 0,2 | - | - | - | - | - | - |
| Сахар | 1,5 | 1,5 | 1,5 | 1,5 | 1,5 | 1,5 | 1 | 1 | 1 | 0,8 | 0,8 | 0,8 |
| Чай | 0,3 | 0,3 | 0,3 | 0,25 | 0,25 | 0,25 | 0,1 | 0,05 | 0.05 | 0,1 | 0,05 | 0,05 |
| Яйца (шт.) 10 | - | 10 | - | - | - | - | - | - | - | - | - | - |
* По хлебу - дневные, по чаю - годовые, по остальному - месячные нормы. Для подземных рабочих, рабочих "горячих цехов", новостроек, грузчиков дневная норма хлеба составляла 1 кг. В каждом списке городов приведены нормы для рабочих (1), для служащих и членов семей рабочих и служащих (2), для детей (3). Прочерк означает, что данные группы потребителей не получали по карточкам эти продукты. См.: РГАЭ. Ф. 3043. Оп. 1. Д. 2. Л. 238.
__________________________
Трудящиеся каждого из списков были разделены на три группы по социальному признаку: рабочие, служащие и члены семей рабочих и служащих, дети до 14 лет. Индустриальные рабочие составляли особую подгруппу "А" (остальные рабочие - подгруппу "Б"). Таким образом, индустриальные рабочие особого и первого списка снабжались лучше всего. Хуже снабжались служащие особого и первого списка, еще хуже рабочие второго списка, служащие второго списка и т. д. Так шаг за шагом в мирное время формировалась сложная иерархия снабжения горожан, считавшихся главной социальной опорой советской власти.
В период массового голода 1932/33 г. была предпринята попытка еще более дифференцировать снабжение и использовать паек как стимул для развития производства. В постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР (декабрь 1932 г.) назывались крупнейшие промышленные предприятия, снабжению которых придавалось особое значение. Администрация предприятий, в ведение которой было передано снабжение рабочих и служащих (ранее этим занималась потребкооперация, а затем исполкомы), должна была "связать снабжение с интересами производства": дифференцировать снабжение внутри предприятий. Нормы продуктов определялись не только индустриальной важностью предприятия и города, но и значимостью того или иного цеха, группы людей в производстве, а также степенью выполнения плана. Появились повышенные нормы снабжения для ударников с почетными грамотами и без них, нормы для ударников производственных и непроизводственных цехов, служащих-ударников и служащих-неударников. Прогульщики и "летуны" лишались карточек.
От принципа индустриальности зависело и снабжение учителей, врачей, научных сотрудников. Выполнение заданий пятилетки требовало профессиональных знаний. Первая пятилетка начиналась под лозунгом "Техника решает все!". Вскоре, однако, обнаружилась однобокость такой установки. Пришлось срочно внести коррективы, имея в виду подготовку инженерно-технических кадров, работников высшей и средней школы и т. п. В 1931 г. появились специальные постановления о снабжении интеллигенции. Предполагалось, что в городах она будет снабжаться по нормам рабочих того списка, к которому относился город их проживания. (Научные работники должны были снабжаться не хуже индустриальных рабочих первого списка.) В лучшем положении были специалисты, работавшие на промышленных предприятиях (в ведомственных школах, больницах и т. д.): они пользовались льготами этих предприятий.
В специальных постановлениях (1931 г.) определялось, как должна снабжаться сельская интеллигенция - врачи, учителя, агрономы и др. Нормы снабжения работавших при колхозах и совхозах должны были быть не ниже норм рабочих второго списка. Для остальных работников умственного труда, проживавших не в городах, устанавливалось государственное снабжение хлебом, крупой и сахаром по нормам рабочих третьего списка, наиболее низким в то время. В период массового голода (1933 г.) на колхозы накладывались дополнительные планы сдачи хлеба, мяса и молока, чтобы снабжать сельскую интеллигенцию.
Разница в снабжении интеллигенции зависела не только от близости к индустриальному производству, но и от научной квалификации и должностного положения. В 1932 г. две группы научной интеллигенции обеспечивались особо. В первую вошли академики и "выдающиеся ученые", во вторую - профессора, доценты, старшие научные сотрудники вузов и НИИ. Высокие нормы их снабжения соответствовали нормам правительственных распределителей и распределителей ответственных советских и партийных работников.
Читатели, вероятно, уже заметили: в упомянутых выше постановлениях правительства говорится о том, что должно быть, какие нормы снабжения установлены для обеспечения населения страны продуктами первой необходимости. Никаких гарантий при этом руководство страны не давало. И неслучайно. При остром дефиците товарных ресурсов оно заранее знало, что не удержит нормы на уровне, установленном для снабжения трудящихся, в основном для городского населения. Деревня изначально оказалась на последнем месте.
Наркомснаб пересматривал нормы ежеквартально. В первую очередь (и наиболее сильно) уменьшались нормы снабжения городов, входящих во второй и третий списки. За счет этих второстепенных для индустриализации групп населения правительство стремилось обеспечить гарантированными нормами индустриальных рабочих. Однако и нормы снабжения индустриального авангарда неуклонно снижались (см. табл. 1, 2). В 1933 г. установленные наркомснабом нормы для подземных рабочих Донбасса, бурильщиков Азнефти (официально считавшихся наиболее привилегированными) были: 3 кг мяса, 2 кг рыбы, 1,2 кг сахара, 2,4 кг крупы, 400 г масла в месяц[3].
Таким образом, снабжение населения, занятого в индустриальном производстве, оставалось приоритетным. Определенные преимущества сохраняли военнослужащие. Нормы их снабжения оставались относительно стабильными и высокими на всем протяжении действия карточной системы. Это достигалось благодаря использованию специальных продовольственных складов, созданию государственных резервов для первоочередных и льготных поставок.
Личный состав армии и флота снабжался по нормам, соответствующим красноармейскому пайку, который был лучше по ассортименту и дешевле, более калорийным, чем паек индустриального рабочего. В период выезда армии в военные лагеря и во время маневров полагалось дополнительное снабжение. Кроме красноармейского существовало множество пайков других видов со сложной системой распределения. В 1933 г. осталось только три основных вида: усиленный, госпитальный, санаторный. Лучше других снабжался высший военный состав. По нормам он был приравнен к индустриальным рабочим особого списка, но обеспечивался значительно полнее. Указанный контингент обслуживался в закрытых военных кооперативах и распределителях.
В категорию "военные потребители" постановлением СТО (осень 1930 г.) были включены сотрудники ОГПУ. До этого времени они снабжались на общегражданских основаниях (только войска ОГПУ получали красноармейский паек). Теперь на сотрудников ОГПУ были распространены льготы в снабжении, установленные для армии: власть хорошо обеспечивала тех, в ком нуждалась. Зная, как складывалась система снабжения, ориентированная на создание благоприятных условий для развития индустриального производства и военной мощи СССР, рассмотрим еще одну функцию карточной системы первой половины 30-х годов.
С помощью государственной монополии через систему снабжения формировались привилегии для партийного и советского руководства. Здесь также существовала иерархия. Наиболее обеспеченными были правительственные распределители и распределители для ответственных работников, в которых обслуживался руководящий состав союзных и республиканских органов (ЦК ВКП(б), ЦИК СССР и ВЦИК, СНК СССР и РСФСР, ВСНХ, союзные и республиканские наркоматы, ВЦСПС и ЦК профсоюзов, Центросоюз, Госплан СССР и РСФСР и др.). Контингент снабжаемых различался. Первое место (по уровню снабжения) занимала правительственная номенклатура. Рангом ниже по сравнению с правительственными чинами значились начальники секторов, отделов, управлений, их замы. Сюда же входили консультанты, экономисты, инспектора, инженеры, работавшие в этих организациях. Как видим, власть активно поддерживала специалистов, без профессиональной помощи которых не могла обойтись.
В период действия карточной системы (1928 - 1935 гг.) официально наиболее высокими считались нормы снабжения индустриальных рабочих особого списка. Однако в правительственных распределителях и распределителях для ответственных работников центрального и республиканского аппарата нормы были значительно выше, а ассортимент богаче, чем в рабочем снабжении. Так, в закрытом столичном магазине, который обслуживал живущих в Доме правительства на Болотной площади, нормы снабжения в 1932 г. составили (в мес.): 8 кг рыбы, 4 кг мяса, 4 кг колбасы, 3 кг сахара, 1 кг кетовой икры и т. д. Без ограничения продавались птица, молочные продукты, овощи, фрукты, кондитерские изделия[4]. В 1933 г. (в разгар массового голода) служебные вагоны ЦК ежемесячно потребляли: 200 кг масла, 250 кг сыра, 500 кг колбасы, более 1 000 кг мяса, около 700 кг рыбы, 300 кг сахара, 100 кг икры, 160 кг конфет, 100 ящиков фруктов и пр.[5]
От уровня руководства (республика, край, область, район, город) зависело снабжение партийных и советских работников. Хуже всего снабжался сельский актив. Взаимоотношения центра с местными руководителями в этот период были непростыми. Возникали конфликты из-за того, что центральное руководство ограничивало инициативу местной власти: запрещало превышать выделенные фонды товаров и установленные нормы снабжения, переводить предприятия из одного списка в другой и пр. Прежде всего это диктовалось желанием соблюсти субординацию центра и мест, а также необходимостью сосредоточить в руках Москвы все ресурсы. Политбюро ЦК и СНК СССР сознательно защищали корпоративные интересы партийных и советских работников, стремились гарантировать их снабжение, создавая систему закрытых распределителей, выделяя дополнительные фонды товаров. Ломка вековых традиций, драматический ход индустриализации и коллективизации, главным способом осуществления которых было принуждение, заставляли центр повседневно заботиться о нуждах активных проводников своей политики. Всячески поддерживая их, центральная власть одновременно держала под контролем численность и состав местной номенклатуры, характер ее привилегий.
Говоря о различиях в снабжении в 1928 - 1935 гг., следует сказать и о тех, кто не получал карточек и был наиболее уязвим в условиях острого товарного дефицита и голода. Речь идет не только о тех, кого называли лишенцами, т. е. о гражданах, лишенных избирательных прав, в число которых попадали бывшие буржуа, дворяне, полицейские, священники, разного рода предприниматели и другие чуждые советской власти социально опасные элементы. Как правило, они жили в городах и, не получая карточек, были вынуждены покупать продукты и предметы ширпотреба в государственной коммерческой торговле, на колхозном рынке, а также в Торгсине за золото и иностранную валюту.
Кроме этой прослойки населения в еще более сложном положении оказались деревенские жители, крестьяне, составлявшие основную часть жителей всех союзных республик. Фактически они были, как и в годы гражданской войны, обречены на самообеспечение. Поставки товаров в село государство напрямую связало с выполнением планов заготовок. Другими словами: сдаешь государству мясо, шерсть, зерно и т. д. - имеешь возможность получить от него товары и продовольствие, не сдаешь - ничего не получаешь. Так советская власть предпринимала попытки стимулировать сельскохозяйственные заготовки.
Подобно горожанам, сельское население также снабжалось по-разному. В первую очередь товары должны были получать колхозники, затем - единоличники, заключившие контракты с государством. Запрещалось отпускать дефицитные товары кулакам, т. е. лицам, которые использовали труд наемных работников. Эти хозяйства могли получать товары только при полной сдаче продукции. По такому же социальному принципу предусматривались нормы отоваривания: для колхозников они были выше. Иначе говоря, государство стремилось использовать снабжение для расширения коллективизации и нажима на частника.
Однако все усилия интенсифицировать такими приемами колхозное строительство и госзаготовки провалились. С мест шел поток жалоб от крестьян на отсутствие товаров для снабжения. В обмен на сданную государству продукцию крестьяне вместо товаров получали различные расписки, квитанции, словом, бумажки, призванные подтвердить право отоваривания в неопределенном будущем. Старшему поколению такая политика Москвы напоминала времена продразверстки: центральная власть, не снабжая крестьянина ни продовольствием, ни промышленными товарами, настойчиво наращивала объемы заготовок. Объяснения были простыми: промышленность нуждается в сырье, рабочие - в продовольствии, Красная Армия - в продовольствии и фураже. Вот и забирали у крестьян не только товарный, но и семенной хлеб, не только мясной, но и рабочий, молочный скот, молодняк. Такая система снабжения в сочетании с политикой заготовок стала одной из основных причин голода в деревне, унесшего миллионы жизней.
Итак, снабжение по карточкам в годы первой пяти летки имело четкие приоритеты, определявшиеся политическим курсом правящей партии на ускоренную индустриализацию и милитаризацию страны. Распределение товаров было орудием политики. В результате в 1928 - 1935 гг. резко снизился уровень жизни людей (исключение - небольшая группа советской, партийной, военной и научной элиты).
По официальному замыслу наркомат снабжения СССР должен был выделять на места фонды продовольствия и товаров в зависимости от численности контингентов и норм снабжения. В действительности же планы разрабатывались нечетко, поставки товаров запаздывали, срывались. Продуктов и товаров не хватало. Поэтому реальные нормы снабжения определялись не постановлениями, а товарными ресурсами, имевшимися в распоряжении местных хозяйственных, советских и партийных органов. Так, Ивановский обком, исходя из своих фондов, установил в июле 1932 г. следующие нормы снабжения: для рабочих особого и первого списка - 1 кг крупы, 0,5 кг мяса, 1,5 кг рыбы, 0,8 кг сахара в месяц. Остальное население получало только рыбу (0,5 - 1 кг) и сахар (200 - 400 г)[6], т. е. обком установил нормы снабжения в несколько раз ниже объявленных.
Особенно сильно в 1928 - 1935 гг. снизился уровень жизни крестьян, лишенцев, а также городского населения, не связанного с индустриальным производством. Но и индустриальный авангард, нормы снабжения которого в период действия карточной системы были наилучшими, переживал тяжелые дни. В записке ЦСУ, подготовленной на основе изучения бюджетов рабочих крупной промышленности, говорилось, что в 1932 г. в главных промышленных районах СССР резко снизилось потребление основных продуктов питания. Полностью рабочие получали только хлеб[7].
Анализ архивных материалов свидетельствует, что индустриальные рабочие Москвы в первую пятилетку питались хуже, чем питался средний рабочий в Петербурге в начале XX в. К моменту отмены карточек в 1935 г. правительство не смогло восстановить уровень питания рабочих, который существовал до введения карточек. По сути, по карточкам индустриальные рабочие получали только прожиточный минимум. Остальные товары приходилось покупать на колхозном рынке, в государственной коммерческой торговле и в Торгсине.
Распределение товаров по карточкам приводило к росту социального недовольства, которое выплескивалось в голодные демонстрации и забастовки. Это был один из основных факторов, мешавших развитию производства в период первой пятилетки. Другими антииндустриальными факторами были физическое истощение рабочих и служащих, высокая текучесть кадров, непроизводительная трата времени на организацию рабочего снабжения и развитие подсобных хозяйств предприятий, разрастание несвязанного с производством паразитирующего слоя организаторов снабжения.
Попытки поднять производительность труда на предприятиях с помощью дифференциации снабжения (в зависимости от выполнения плановых заданий) не получили широкого распространения. В условиях острого товарного дефицита невозможно было создать систему материального поощрения. Дефицит приводил к уравниловке в снабжении на производстве и фактическому выравниванию заработка через карточное снабжение. Это вело к отчуждению труда, инертности, иждивенчеству, а в конечном счете - к омертвлению производства. Вместо экономических стимулов к труду использовались администрирование и принуждение. Карточная система снабжения создала серьезные препятствия для развития производства. Это стало одной из главных причин отмены карточек в середине 1930-х годов.
Острый социально-экономический кризис заставлял руководство страны принимать соответствующие меры. Для выхода из сложившейся ситуации были проведены экономические реформы. К ним относятся переход к более реалистичному планированию, предполагавшему умеренные темпы и некоторую сбалансированность развития отраслей народного хозяйства, уменьшение объемов сельскохозяйственных заготовок, сокращение экспорта продовольствия и увеличение импорта товаров народного потребления и продуктов, развитие колхозного рынка и др.
В результате осуществления этих мер продовольственное и товарное положение в стране заметно улучшилось. В течение 1935 г. карточная система была отменена, население стало покупать товары в открытой торговле. Товарный дефицит, однако, не был преодолен: нормы продажи товаров сохранялись в открытой торговле и во второй половине 1930-х годов (табл. 3).
Продовольственная ситуация в стране вновь обострилась в результате неурожая 1936 г. Как считают некоторые исследователи, если бы случился повторный неурожай, в СССР мог вновь разразиться массовый голод. К счастью, урожай 1937 г. был хорошим.
Таблица 3
Нормы продажи товаров в открытой торговле (в кг на одного человека)
| Наименование продукта | 1936-1939 гг. | С октября 1940 г. |
| Хлеб печеный | 2 | 1 |
| Крупа* | 2 | 1 |
| Мясо | 2 | 0,5 |
| Колбасные изделия | 2 | 0,5 |
| Консервы (банок) | - | 2 |
| Рыба | 3 | 1 |
| Масло жив. | 0,5 | 0,2 |
| Масло раст. | 0,5 | 0,4 |
| Молоко (л) | - | 1 |
| Сметана | - | 0,2 |
| Сыр | - | 0,2 |
| Яйца (дес) | - | 1 |
| Сахар** | 2 | 0,5 |
| Чай | 0,1 | 0,05 |
| Картофель** | 5 | 5 |
| Овощи** | 1 | 1 |
| Мыло хоз.** | 1 | 0,4 |
| Керосин** | 2-4 | 2 |
Примечания:
* в 1936 г. крупа продавалась ненормированно;
** в 1936 - 1937 гг. сахар, картофель, овощи, мыло и керосин продавались нормированно. Составлено: РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 63. Л. 55; Д. 81. Л. 78.
____________________________
Однако не прошло и нескольких лет, как вновь кризис снабжения охватил страну. Накануне Великой Отечественной войны в СССР фактически появились продовольственные карточки. Парадокс при этом заключался в том, что официального документа, специального постановления партии и правительства о введении накануне и на рубеже 30 - 40-х годов карточной системы снабжения населения не существует. Политбюро ЦК ВКП(б), СНК СССР, Экономсовет при СНК, т. е. центральные органы власти, которые могли и должны были бы принимать решение о введении карточек, издали лишь постановления об организации в 1939 - 1941 гг. закрытой торговли для отдельных групп потребителей (военнослужащие, рабочие и служащие некоторых военно-стратегических объектов, сотрудники НКВД).
Закрытая торговля хоть и имела ряд общих черт с карточной системой (доступ в закрытые магазины получили только определенные группы лиц), формально не являлась карточной системой снабжения. Это даже особо разъяснялось в "Инструкции о порядке и организации работы закрытой торговой сети", которая запрещала контролировать покупки в закрытых магазинах на основании отметок в карточках, погашений талонов и пр. Следовательно, в закрытой торговле отсутствовали важнейшие характеристики карточного распределения - строгий контроль за соблюдением норм и сроков отоваривания талонов и карточек, а также принудительный ассортимент товаров. Другими словами, лица, имевшие в закрытой торговле доступ к определенному магазину, могли покупать товары в любое время и неоднократно.
Единственным ограничением покупки товаров в закрытых магазинах, впрочем, как и в открытой торговле, были установленные СНК СССР и существовавшие на всем протяжении второй половины 1930-х годов нормы отпуска товаров в одни руки (см. табл. 3). В инструкции подчеркивалось, что закрытую торговлю на предприятиях и в учреждениях могло разрешать только правительство СССР. Местным партийным, советским и хозяйственным органам запрещалось снижать нормы продажи товаров, установленные СНК СССР для открытой торговли, и предпринимать действия, превращавшие закрытую торговлю в систему распределения товаров по карточкам[8].
Таким образом, изучение материалов Политбюро ЦК, СНК СССР, Экономсовета за период 1939 - 1941 гг. показывает, что карточная система снабжения населения накануне Великой Отечественной войны официально не вводилась. Между тем свидетельств существования карточек предостаточно. Яркое подтверждение тому - принятое в марте 1940 г. постановление Экономсовета при СНК СССР "Об извращениях принципов торговли хлебом и другими продовольственными и промышленными товарами". В нем прямо говорилось о распространении (с ведома и по указанию местных исполкомов) практики "прикреплений" населения к магазинам и торговли по спискам, о создании несанкционированных центром закрытых распределителей на предприятиях и введении норм снабжения, значительно ниже установленных СНК СССР норм продажи товаров. Под страхом уголовной ответственности Экономсовет требовал от руководителей союзных и автономных республик, краевых и областных исполкомов прекратить подобную практику[9].
В мае того же года прокуратура СССР возбудила дело по поводу введения в Кострове по распоряжению горисполкома карточной системы на хлеб. В докладной записке прокурора СССР М.И. Панкратьева на имя В.М. Молотова приводился костровский вариант карточной системы. Изготовленные в местной типографии карточки назывались "предварительный заказ". Хотя правительство СССР установило норму продажи хлеба в открытой торговле 2 кг в одни руки, пайковая норма хлеба в Кострове составляла 600 г., и получить ее можно было только в определенном магазине один раз в день. Свободная торговля хлебом сохранялась всего лишь в двух магазинах, и объем такой торговли составлял около сотой части среднесуточной продажи. Экономсовет принял решение об отмене карточной системы в Кострове [10].
По сообщениям органов НКВД, санкционированная обкомами карточная система на хлеб существовала летом 1940 г. не только в Кострове, но и в Ярославской, Калининской областях, Марийской АССР и Белорусской ССР[11].
Осенью 1940 г. Госторгинспекция проверила состояние торговли в 50 республиках, краях и областях. Проверка показала, что почти в 40 из них местными партийными и советскими органами санкционировалось закрытое пайковое распределение. В записке Госторгинспекции, подготовленной по итогам проверки для наркомторга СССР, отмечалось, что руководящие партийные и советские работники имели привилегии в закрытой системе снабжения. Наркомторг СССР и Госторгинспекция признали действия ответственных работников обкомов, райкомов, облисполкомов и райисполкомов по созданию карточной системы снабжения населения, равно как и их самоснабжение, незаконными.
В ноябре 1940 г. нарком внутренней торговли А.В. Любимов отменил решение бюро Ворошиловского обкома ВКП(б) об организации в городах области закрытого распределения товаров по нормам, значительно ниже установленных Совнаркомом. Тогда же СНК СССР и ЦК ВКП(б) подготовили постановление "О ликвидации извращений принципов советской торговли"[12]. Секретари обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, председатели СНК союзных и автономных республик, областных и краевых исполкомов были предупреждены о персональной ответственности за допущение "нарушений советской торговли", под которыми понимались "прикрепления" к магазинам, продажа по спискам и талонам, "бронирование", несанкционированное правительством СССР снижение норм продажи.
В декабре 1940 г. А.В. Любимов в докладной записке председателю СНК СССР Молотову подвел неутешительные итоги. Несмотря на решения Политбюро ЦК ВКП(б), СНК СССР и Экономсовета, а также контроль, который вели за исполнением этих решений наркомторг СССР, Главное экономическое управление НКВД и прокуратура СССР, с санкции местных партийных и советских органов закрытое нормированное распределение, по сути карточная система, распространилось по всей стране[13]. Установленные СНК СССР нормы продажи не соблюдались. Особенно много нарушений было в торговле хлебом. Так, в Одессе с апреля 1939 г. хлеб не продавался, а развозился по домам, причем по 400 г в день на человека. (Вскоре правительство установило норму продажи хлеба в открытой торговле в 1 кг.) В Вологде, Новосибирске, Череповце происходило то же самое: прикрепления к магазинам, а вместо торговли - развоз хлеба (500 г в день на человека) по домам. В Караганде открыто шло распределение хлеба по контрольным карточкам (400 г в день). Аналогичная картина наблюдалась в Чкаловской, Сталинградской, Омской, Тамбовской, Костромской областях... Хотя Любимов об этом прямо не писал (была бы поставлена под сомнение работа наркомата), фактически нарушения имелись везде. В той же докладной записке Любимов особо подчеркнул, что существуют закрытые магазины, столовые и буфеты для местных советских и партийных руководящих работников и что в них превышаются установленные нормы продажи.
Все нарушения как в общем и рабочем снабжении, так и в снабжении местной номенклатуры происходили с ведома или по прямому указанию местных партийных и советских органов. Несмотря на то что наркомат торговли СССР неоднократно давал местной власти распоряжения прекратить эту практику, писал Любимов, они не выполнялись. Более того, жаловался он, местные партийные и советские органы зачастую принимали распоряжения, противоречившие постановлениям политбюро ЦК и СНК СССР. Для обуздания строптивых он просил СНК и прокуратуру СССР предупредить руководство союзных и автономных республик, областных и краевых исполкомов об их персональной ответственности за извращения в торговле.
Самое удивительное состоит в том, что в той же докладной записке Любимов поставил перед ЦК и СНК СССР вопрос о введении карточной системы (хотя бы на хлеб), а также о снижении нормы продажи хлеба с 1 кг до 400 - 500 г в день на человека. Понять наркома нетрудно: он предлагал узаконить то, что уже существовало в действительности. Сложнее представить, какие обстоятельства подтолкнули его на такую смелость, ибо Любимов прекрасно знал, что Сталин, Молотов и ряд других членов Политбюро в конце 30-х годов категорически возражали против официального введения карточек.
Как и следовало ожидать, карточная система не была введена. Вместо этого в январе 1941 г. Экономсовет при СНК СССР подготовил очередное постановление "О ликвидации извращений в торговле хлебом". В нем говорилось (на примере Воронежской, Одесской областей и Краснодарского края) о нарушениях в торговле, "о сокращении продажи хлеба в открытой торговле, распределении хлеба путем прикрепления населения к магазинам, выдаче по спискам и доставке на дом, с установлением незаконных норм отпуска хлеба в одни руки"[14]. Виновниками этих нарушений назывались местные торготделы и исполкомы. Постановление требовало от прокуратуры СССР привлекать к судебной ответственности лиц, "виновных в допущении извращений правил торговли".
Постановления, докладные записки, материалы проверок, а также многочисленные письма людей, адресованные в ЦК ВКП(б) и правительству, в наркомторг СССР, в редакцию журнала "Советская торговля", свидетельствуют о широком распространении в 1939 - 1941 гг. закрытого нормированного распределения товаров, в первую очередь хлеба[15]. Речь идет не о закрытой продаже товаров, разрешенной постановлениями ЦК ВКП(б) и СНК СССР для определенных групп населения. (Если бы это было так, то Политбюро и СНК СССР, по крайней мере, незачем было бы принимать постановления, направленные против таких форм торговли.) Повсеместное жесткое нормирование, строгий контроль за распределением товаров, скудный, почти принудительный ассортимент, позволяют говорить о реальном существовании карточек в СССР накануне Великой Отечественной войны.
Изучение архивных материалов показывает, что карточки на этот раз были санкционированы снизу: городской, районной, областной, краевой, республиканской партийной и советской властью. СНК СССР и Политбюро ЦК (личный состав которых накануне войны практически совпадал и представлял небольшую группу людей во главе со Сталиным) боролись с распространением карточек. Своими постановлениями они запрещали не только карточки для населения, но и закрытые распределители для местной власти[16]. Наркомторг СССР, Главное экономическое управление НКВД СССР, прокуратура СССР были обязаны следить за исполнением решений, принятых Политбюро ЦК и СНК СССР.
Почему же вопрос о карточках на рубеже 1930 - 1940-х годов стал столь актуальным?
Причиной этого явился товарный и продовольственный кризис в СССР. Он был частью социально-экономического кризиса, вызванного ростом военных расходов и массовыми репрессиями. Начало социально-экономического кризиса исследователи относят к 1936 г. Снижение темпов экономического роста, которое обнаружилось в то время, привело в последующие годы к стагнации и даже упадку в ряде отраслей промышленности. С 1936 г. возрастало и социальное напряжение в стране. Среди причин кризиса, помимо роста военных расходов и массовых репрессий 1937 - 1938 гг., историк Р. Маннинг называет снижение объемов советского импорта и уменьшение притока рабочей силы в города. Кризис был обострен военными действиями в Финляндии в конце 1939 - начале 1940 г.
Во второй половине 1930-х годов быстро росли военные расходы. В 1939 г. они составили более четверти бюджетных расходов, а в 1940 г. - около трети. (Для сравнения упомянутый автор добавляет: военные расходы в годы первой пятилетки составляли в бюджете 3 - 7 %, в годы второй пятилетки - 9 - 16%)[17]. Форсированный рост капиталовложений в отрасли оборонной промышленности и расходов на содержание армии отрицательно сказался на производстве предметов потребления, что вело к обострению товарного дефицита и инфляции.
В 1939 г. валовой продукт промышленности в среднем вырос на 14,7%, в основном за счет продукции наркоматов оборонной промышленности. В них прирост промышленной продукции составил 46,5 %. Продукция же пищевой промышленности выросла только на 8,8 %. План производства предметов потребления в 1939 г. почти повсеместно не выполнялся[18]. В 1940 г. прирост промышленной продукции был ниже, чем в 1939 г., и в среднем составил 11%. Он вновь был обеспечен за счет отраслей оборонной промышленности, в которых прирост продукции составил 36 %. По производству же предметов потребления план 1940 г. опять остался невыполненным[19]. В итоге рыночные фонды основных промышленных товаров в расчете на душу населения уменьшились в 1940 г. по сравнению с 1937 г. на 6 %[20].
Не радовали показатели развития сельского хозяйства в третьей пятилетке. Урожаи 1938 и 1939 гг. были низкими. В животноводстве недостаток кормов привел в четвертом квартале 1939 г. к массовому забою скота, хотя его поголовье возросло. Не последнюю роль в ухудшении положения в сельском хозяйстве и обострении продовольственной ситуации в стране сыграло принятое майским (1939 г.) пленумом ЦК ВКП(б) постановление "О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания". ЦК требовал произвести обмер приусадебных земель колхозников, а все излишки сверх нормы, разрешенной Уставом колхозов, прирезать к общественным землям колхозов. Следует заметить, что многие колхозные земли пустовали, и ради дополнительного заработка некоторые крестьянские семьи частично занимали их для выращивания картофеля и других подобных продуктов, а также для сенокоса. Постановление ЦК ВКП(б) лишило колхозников этого приработка.
Обмеры земель, отрезки и прирезки, проводившиеся в течение лета - осени 1939 г., дезорганизовали сельскохозяйственное производство, что сказалось на урожае. Кроме того, в результате осуществления этих мер площадь приусадебных земель колхозников - главного источника рыночной торговли и самоснабжения крестьянства - существенно уменьшилась. Приусадебная земля с 8 млн га сократилась примерно до 2 млн[21].
Следствием майского постановления стали массовые переселения (особенно в 1940 г.) крестьян в восточные районы страны. Переселения сыграли определенную роль в освоении восточных регионов страны накануне войны, но в период проведения дестабилизировали сельскохозяйственное производство. Продовольственный дефицит резко осложнил быстрый рост армии, требующей продовольствия и фуража, а также создание продовольственных резервов на случай войны. Указанные факторы привели к тому, что рыночные фонды продовольственных товаров в расчете на душу населения уменьшились в 1940 г. по сравнению с 1937 г. более чем на 12 %.
Уменьшение рыночных фондов промышленных и продовольственных товаров привело в 1940 г. к снижению физического объема товарооборота (по сравнению с 1939 г. на 6,4 %). В то время как количество товаров в обращении уменьшилось, общее количество денег в обращении резко выросло: к концу 1940 г. по сравнению с началом 1938 г. почти вдвое![22] Дефицит и инфляция усиливались.
Быстрый рост денежной массы в обращении был следствием проводимой в годы третьей пятилетки политики зарплаты. В 1939 г. зарплата в среднем выросла на 15,8 % (в оборонной промышленности - почти на 25 %). Причем только в некоторых отраслях тяжелой индустрии рост зарплаты не опережал роста производительности труда. В других наркоматах зарплата росла быстрее, чем производительность труда. В 1939 г. покупательные фонды населения достигли уровня, предусмотренного на 1942 г. (!), в то время как физический объем розничного товарооборота составил около 90 % планового[23]. В 1940 г. зарплата также росла быстрее, чем намечалось по плану, существенно превышая темпы роста производительности труда. В январе - феврале 1940 г. производительность труда в промышленности выросла всего на 0,7 %, зарплата же увеличилась на 14,3 %.
На обострение дефицита и рост инфляции влияла также политика Госбанка. Из-за снижения товарооборота кассовый план Госбанка не выполнялся: расходы превышали доходы. Дефицит покрывался денежной эмиссией[24]. Другим фактором обострения дефицита и роста инфляции была политика цен. Несмотря на острый дефицит, правительство не повышало цены на товары наибольшего спроса (хлеб, мука, крупа, макароны) - с октября 1935 г. до сентября 1946 г. они оставались неизменными.
Итак, товарно-денежная ситуация в СССР в третьей пятилетке была неблагополучной: рыночные фонды промышленных и продовольственных товаров сократились по сравнению со второй пятилеткой, количество денег в обращении резко возросло, цены на ряд основных продуктов питания искусственно удерживались на низком уровне. СССР встретил вторую мировую войну в условиях нараставшего товарного дефицита и инфляции. Военные действия, начавшиеся осенью 1939 г. (вторжение в Польшу, ввод советских войск в Прибалтику и особенно советско-финляндская война), привели к резкому ухудшению и без того неблагополучной товарной и продовольственной ситуации в стране.
Общее ухудшение товарно-денежных диспропорций предопределял не только рост продовольственного и материального снабжения армии, но и повышенные расходы топлива, электроэнергии, сырья на военные нужды, резкое возрастание военных перевозок, приведшее к простоям невоенных промышленных предприятий и снижению перевозок гражданских грузов.
Осенью 1939 г. товарная и продовольственная ситуация в стране резко ухудшилась, а зимой 1939/40 - весной 1940 г. положение стало катастрофическим. С декабря 1939 г. из продажи исчезли хлеб и мука, начались перебои с другими продуктами, подскочили цены на рынке. После того как с 1 декабря 1939 г. правительство запретило продажу в сельских местностях (за исключением хлопководческих, табаководческих районов и Крайнего Севера) муки, а затем и печеного хлеба, массы крестьян стали уходить в города. Повсюду можно было видеть тысячные очереди. Бедствовали не только "обыватели" - трудности снабжения затронули армию и трудовые коллективы военно-промышленных предприятий.
Нарком внутренней торговли А.В. Любимов в письме, направленном в ЦК ВКП(б) и СНК СССР зимой 1939/40 г., констатировал существование продовольственного кризиса в стране. Докладные записки местных партийных и советских властей, донесения НКВД сухим казенным языком свидетельствовали: повсюду острая нехватка продуктов, огромные очереди, массовое недовольство, производство находится на грани срыва[25].
В сложившихся условиях быстро нарастал поток тревожных писем, обращенных к руководству страны. В письмах отчаяние - снова голод! Каждое письмо - это трагедия: голодные, изможденные дети, дошедшие до предела отчаяния матери, драки, давка и убийства в очередях и в магазинах. Поскольку в газетах и по радио об этом, как правило, ничего не говорилось, авторам писем казалось, что именно их семья, село, город переживает наибольшие трудности. "Тяжелое положение в Сталинграде", "катастрофическое состояние торговли в Нижнем Тагиле", "безобразия в Казани", "небывалый в истории хлебный и мучной кризис в Алапаевске"... - таков был лейтмотив каждого из множества писем. Но вместе взятые они отражали картину кризиса, охватившего всю страну[26].
Своего апогея продовольственный и товарный кризис достиг зимой 1939/40 и весной 1940 гг. - в период советско-финляндской войны.
С окончанием войны положение начало улучшаться. Однако, поскольку главная причина кризиса (рост военных расходов) не была устранена, дефицит и инфляция продолжали расти. Кризис снабжения не был преодолен ни в 1940, ни в 1941 г.
Возникает вопрос: почему высшее руководство страны не воспользовалось таким универсальным средством нормализации снабжения, каким является карточная система? Еще в сентябре 1939 г., сразу же после начала второй мировой войны, нарком торговли А.В. Любимов в письме к В.М. Молотову предложил ввести карточную систему на продукты питания и предметы широкого потребления[27]. С аналогичными просьбами обращались наркоматы, местное руководство, население. Авторы обращений, объясняя необходимость введения карточек, не только ссылались на войну, кризис и голод, но приводили и теоретические обоснования типа "свободная торговля и социализм несовместимы". Во многих письмах свободная торговля отождествлялась со спекуляцией, а плановая социалистическая торговля - с карточной системой.
Политбюро ЦК и СНК СССР твердо отказывались вводить карточную систему, пытаясь выйти из кризиса с помощью экономических и административно-репрессивных мер. В сентябре 1939 г. Молотов, выступая на заседании Верховного Совета СССР, заявил: "Наша страна обеспечена всем необходимым и может обойтись без карточной системы в снабжении"[28]. Кризис и война, однако, заставляли принимать срочные меры. Одной из них стало создание закрытой торговли для некоторых групп населения. Приоритеты определялись стратегическими целями.
Особо снабжались военнослужащие. Система снабжения Красной Армии и Флота, сложившаяся в 1928 - 1935 гг., в период действия карточной системы, сохранялась и во второй половине 1930-х годов. Накануне войны, 1 июня 1941 г., в армии были введены новые нормы снабжения и виды пайков.
Весной 1939 г. на основании постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) началось создание закрытой системы военторгов для снабжения начальствующего состава Красной Армии и флота, а также рабочих и служащих военных строек. Весной - летом 1940 г. это постановление было распространено на сотрудников органов и начсостав войск НКВД. (Используя репрессии во внутренней политике, руководство страны в условиях кризиса снабжения не могло не заботиться о карательных органах.)
Летом 1939 г. была введена закрытая торговля на угольных шахтах, торфоразработках, нефтепромыслах, медных рудниках и медеплавильных заводах, т. е. в отраслях, связанных с добычей стратегического сырья. С 1 января 1940 г. закрытая торговля была организована для рабочих и служащих железнодорожного транспорта[29]. Обратим внимание на время появления этого постановления: в советско-финляндской кампании железнодорожный транспорт играл особо важную роль.
В течение 1940 г. и первой половины 1941 г. распоряжениями Политбюро, СНК СССР и Экономсовета закрытая торговля постепенно вводилась на военно-промышленных предприятиях и стройках. (В закрытых магазинах обслуживались не только рабочие и служащие этих предприятий, но и работники подведомственных им школ, детских садов, больниц.) Однако Политбюро и СНК СССР вводили закрытую торговлю неохотно, только под давлением снизу со стороны соответствующих наркоматов. Те, в свою очередь, испытывали давление хозяйственных, партийных и советских руководителей на местах и выполняли роль посредников между ними и Политбюро ЦК.
Шла упорная борьба между местами (включая сюда разного рода ведомства), с одной стороны, и Политбюро и СНК СССР, с другой стороны. Одни были за введение закрытой торговли, даже карточной системы, другие - категорически против. Поэтому не было единого правительственного постановления, которое вводило бы закрытую торговлю даже на наиболее важных военных объектах одновременно. Десятки постановлений касались только одного или нескольких номерных объектов, благодаря своим наркоматам и руководству предприятий, добившихся определенных привилегий, т. е. введения закрытой торговли[30]. В этой борьбе в выигрышном положении находились те наркоматы, руководители которых одновременно являлись номенклатурой Политбюро ЦК и СНК СССР.
Список предприятий закрытой торговли был бы неполным без распределителей, столовых, ателье, различных мастерских, обслуживавших работников центрального партийного и советского аппарата - ЦК ВКП(б) и КПК, СНК СССР и его комитетов, союзных наркоматов и др. Запрещая местной номенклатуре создавать свои распределители, а также пользоваться закрытой торговлей, разрешенной на военно-промышленных объектах, Политбюро и СНК СССР гарантировали снабжение союзному руководству[31]. Итак, союзное руководство, военнослужащие, работники карательных органов, рабочие и служащие некоторых военно-промышленных объектов, железнодорожного транспорта, а также занятые на добыче стратегического сырья пользовались приоритетами в снабжении. Строго говоря, закрытая торговля, которая вводилась для этих групп потребителей, исходя из правительственных постановлений не являлась карточной системой в чистом виде. Целью ее было не ограничение снабжения этих групп населения, а обеспечение их потребностей путем прекращения доступа в специальные магазины остального населения.
Что же было сделано в условиях кризиса для остальной, т. е. основной массы населения - крестьянства, рабочих и служащих гражданских и части военно-промышленных предприятий, иждивенцев, интеллигенции, студенчества? Закрытая торговля для них не была введена. Политбюро ЦК и СНК СССР приняли лишь частичные экономические меры, целью которых было ограничение покупательского спроса, а также увеличение товаров и уменьшение денег в обращении.
Были сокращены рыночные фонды, направляемые в деревню, запрещена продажа муки и печеного хлеба в сельской местности. Сокращая обороты сельской торговли, правительство изымало денежные накопления деревни другими способами: был повышен денежный налог на колхозы, а также денежные ставки за право торговли на рынках[32].
В январе 1939 г. повышаются цены на ткани, готовое платье, белье, трикотаж, стеклянную посуду, в июле 1940 г. - на обувь и металлическую посуду, в январе 1940 г. выросли цены на сахар, в апреле - в 1,5 - 2 раза на мясо, рыбу, жиры, сыр, молочные продукты, картофель и овощи. Быстро росли цены на винно-водочные изделия (как и объемы их производства)[33]. Однако на хлеб, муку, крупу, макароны - товары наибольшего спроса - цены, напомним, не повышались.
В апреле 1940 г. нормы отпуска в одни руки основных продуктов питания в открытой торговле были уменьшены в 2 - 4 раза. В октябре 1940 г. последовало еще одно сокращение. Вводились нормы на продажу товаров, которые ранее продавались неограниченно.
Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР предприняли очередную попытку оживить инициативу хозяйственного, партийного и советского руководства в использовании местных ресурсов и развитии местной промышленности. Кроме того, предприятиям и организациям было предложено вспомнить опыт первой половины 1930-х годов и заняться развитием подсобных хозяйств.
В годы третьей пятилетки был сокращен экспорт из СССР, особенно резко в 1939 г. - в то время показатели экспорта были самыми низкими с конца 1920-х годов. Вступило в силу решение об увеличении производства дорогостоящих товаров и продаже населению товаров производственного назначения (лес, цемент, известь и пр.). Учреждениям и предприятиям запрещалось покупать товары в розничной сети. Излишняя мебель учреждений подлежала продаже населению. Были запрещены бесплатный показ кинофильмов и покупка театральных билетов за счет учреждений[34].
Экономические меры, предпринимавшиеся Политбюро и СНК СССР для выхода из товарного и продовольственного кризиса, не могли быстро и радикально улучшить обстановку в стране. Для осуществления некоторых из них (развитие местного производства и подсобных хозяйств) требовалось время, другие (сокращение торговли на селе, сдерживание цен на хлеб и крупу) вели к обострению социально-экономической ситуации. В большинстве случаев предпринимались частичные меры. Главная причина кризиса - рост военных расходов - сохранялась и в условиях разгоравшейся мировой войны не могла быть преодолена.
Между тем социально-экономическая ситуация в стране усложнялась. Производство лихорадило: росла текучесть кадров на предприятиях, падала производительность труда, люди отказывались работать. Повсюду массовые прогулы, повальное отходничество из колхозов стали обычным явлением. Людям было не до работы. Их основной заботой стал поиск хлеба.
Угрозы срыва производства, социальное напряжение и низкая эффективность экономических мер, предпринимавшихся для выхода из кризиса, неизбежно вели к усилению административно-репрессивных санкций. Целью руководства было подавить всеобщее недовольство, вернуть людей из очередей за хлебом и бегства за мануфактурой на производство, заставить их работать.
Правительство решилось на ужесточение трудового законодательства. В течение 1940 г. и в начале 1941 г. вышла серия драконовских постановлений и указов. Центральным из них был утвержденный Политбюро ЦК указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 г. "О переходе на 8-часовой рабочий день, на 7-дневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений". Устанавливалась уголовная ответственность за опоздания и прогулы, запрещался самовольный переход рабочих и служащих с одного предприятия на другое.
Одновременно с ужесточением дисциплины на производстве развернулась настоящая война с очередями и продовольственно-мануфактурным десантом в городах. Первые постановления "Об упорядочении торговли и ликвидации очередей" (весна 1939 г.) касались столицы и только торговли промтоварами. По мере ухудшения ситуации они были распространены на торговлю продуктами (январь 1940 г.) едва ли не во всех областных городах РСФСР, а затем союзных республик (весна - лето 1940 г.).
Постановления требовали выселять из городов "наехавших из разных областей спекулянтов и закупщиков на основе строгого соблюдения паспортного режима". НКВД и НКПС были обязаны ограничивать въезд в города. Сельсоветам, администрации колхозов и совхозов запрещалось посылать своих работников в города. (Как правило, крестьяне, стоявшие в очередях, имели официальные, часто фиктивные, документы, разрешавшие отход.)[35] Во исполнение постановлений началось патрулирование вокзалов и поездов. Уход крестьян в города, однако, не прекратился: "голод - не тетка". Люди изобретали многочисленные уловки, чтобы обходить патрули.
Теми же постановлениями запрещались очереди на улицах у магазинов. За неподчинение - большой денежный штраф или привлечение к уголовной ответственности. Штрафами каралось и превышение нормы покупки: несколько раз отстояв очередь, люди покупали больше, чем разрешалось постановлениями СНК. Излишки изымались милицией. Были приняты постановления о борьбе со спекуляцией и ужесточено законодательство[36]. Прошли показательные судебные процессы над спекулянтами для вразумления населения. При этом в спекулянты постановлениями зачисляли и тех, кто без официального разрешения приезжали в город за покупками, превышал установленные СНК СССР нормы покупок, стоял в запрещенных на улицах очередях.
Очереди разгоняла пешая и конная милиция. Людей штрафовали, загоняли в грузовики и вывозили за город. Однако очереди не исчезали. Запрещалось стоять у магазинов - очередь, по свидетельству очевидцев, "уползала в глухие переулки или парки, где тряслась до рассвета, а под утро каждый последующий брал предыдущего сзади за локти и серая змея ползла через город к магазину". В ответ правительство запретило организовывать очереди во дворах, на площадях и бульварах. Не разрешалось стоять по ночам. Властями было изобретено так называемое переворачивание очередей: утром милиция перестраивала очередь так, что те, кто были в ее начале, оказывались в конце. Люди нашли новую уловку: они перестали строиться в очереди, а просто прогуливались перед магазином по принципу "за кем гуляете?" или делали вид, что ожидают трамвай.
Жизнь показала, что административно-репрессивные меры, широко санкционируемые Политбюро и СНК СССР в условиях кризиса рубежа 1930 - 1940-х годов, в отличие от экономических мер (хотя бы и частичных), были направлены на ликвидацию внешних проявлений кризиса. Они не затрагивали экономических основ реальной действительности, вследствие чего борьба с очередями и прогулами не вела к ликвидации товарного дефицита и голода, а лишь нервировала население, порождая очереди и прогулы. Репрессии, создавая видимость улучшения ситуации, обостряли социальное напряжение. Очевидным становилось и то, что административно-репрессивные санкции во многом были порождением и проявлением экономического бессилия власти. Ужесточение трудового законодательства, война с очередями и запреты отходничества не способствовали подъему народного хозяйства и отнюдь не укрепляли авторитет власти, которая, не имея пряника, бралась за кнут.
Политика Политбюро ЦК и СНК СССР, при которой большая часть населения была оставлена в условиях кризиса на произвол судьбы, вела к росту инициативы на местах и незаконному рождению карточного снабжения игнорируемых правительством групп населения. В конечном счете в реальной обстановке того времени именно инициатива людей и их борьба за выживание стали одной из основных причин реанимации карточек в 1939 - 1941 гг. Подобно тому, как это случалось и прежде, население на ухудшение экономической ситуации отреагировало ажиотажным спросом и накоплением продуктов. Повышенный спрос на товары усилился в связи с объявлением частичной мобилизации в РККА и началом военных действий. Магазины стремительно опустели. В ожидании продуктов очереди стали еще длинней, тем более что при тогдашней политике ценообразования деньги у населения были.
Введение закрытой торговли усугубляло положение, ибо дополнительные фонды не выделялись, товары изымались из общих фондов снабжения населения. Так, в 1940 г. закрытая торговая сеть Сызрани, обслуживая только пятую часть горожан, получала почти 90 % товаров, предназначенных для продажи. В открытую торговую сеть Молотовской области, которая снабжала товарами около 65 % городского населения, выделялось всего лишь 2 - 3 % товаров, остальное шло в закрытую торговлю[37].
Но даже те группы населения, которые имели доступ к закрытой торговле, за исключением все более многочисленной партийной, советской и военной элиты, обеспечивались плохо. Архивные материалы изобилуют сведениями о плачевном состоянии снабжения военнослужащих, рабочих и служащих военно-промышленных объектов накануне войны. Так, в 1940 г. работавшие в авиационной промышленности получали в закрытой торговле в месяц на семью (в среднем) 300 - 700 г мяса, 1 - 1,5 кг рыбы, 300 г масла[38]. Из-за острой нехватки товаров закрытая торговля стихийно перерождалась в карточную систему распределения. Распоряжениями местной власти в закрытой торговле вводились контроль за покупками и их учет, нормы неуклонно снижались, ассортимент был скуден. Наркомат торговли СССР, выполняя распоряжения Политбюро и СНК СССР, пытался изменить сложившуюся ситуацию, но был бессилен что-либо сделать.
Местная власть в первую очередь заботилась о себе. Партийная и советская номенклатура воссоздала сеть закрытых распределителей, подобных тем, которые существовали в период карточной системы 1928 - 1935 гг. Нормы в закрытых распределителях (обычно это были закрытые столовые и буфеты) были выше установленных СНК СССР норм продажи в открытой торговле. Товары брались из общих фондов, выделяемых наркомторгом для снабжения населения данной местности. Следовательно, местная власть самоснабжалась за счет ухудшения положения населения. Так, в Тамбовской области руководящие работники обкома и облисполкома могли покупать в месяц продукты на сумму от 250 до 1 000 руб. на каждого (!). В Сталинабаде в закрытом распределителе, созданном с санкции СНК Таджикской ССР, на одного человека полагалось шерстяных тканей на 342 руб., в то время как на одного человека в городе всего лишь на 1 руб.! Такое же положение было и с остальными товарами[39].
Оставленные центральной и местной властью на произвол судьбы, люди в условиях кризиса были вынуждены сами заботиться о себе. Они стали брать под контроль торговлю в близлежащих магазинах: наводили порядок в очередях, составляли списки покупателей, проводили проверки, следили за соблюдением норм продажи товаров. Общественный контроль препятствовал незаконному и неограниченному получению продуктов.
Такая "рационализация" торговли привела к тому, что магазины оказались фактически закрепленными за близлежащими улицами и кварталами. Чужаки - жители соседних улиц, кварталов или районов - в них не допускались. Как это делалось? В магазинах, например, на каждого покупателя в соответствии со списком заводилась карточка. Люди, приходя, называли номер карточки, брали продукты - карточка перекладывалась в другой ящик, чтобы не допустить повторной покупки. Устанавливалось точное время для получения товаров - опоздавшие уходили ни с чем. В других случаях хлеб разносили по домам. Утром семья сдавала в прикрепленный магазин сумку с обозначением фамилии и адреса, а вечером ей доставляли полагающуюся норму хлеба. Учетчиков и тех, кто доставлял продукты, выбирали сами жители и они же оплачивали их работу. То, что не удавалось правительству, удалось населению: во многих городах и поселках очереди исчезали[40].
Одновременно люди требовали от местного руководства принимать необходимые меры. Недовольство выражалось по-разному. Одни писали недоуменные или встревоженные письма, другие осаждали кабинеты представителей местной власти, третьи громили хлебные склады, били депутатов. Нездоровые политические настроения, как сообщалось с мест, стали "обычным явлением даже в рабочей среде"[41].
Угроза социального взрыва беспокоила местную власть. Но ее тревожило и другое. Кризис снабжения прежде всего бил по тем, кто целый день был занят на работе и не мог стоять в очередях. Уставшие рабочие были физически истощены. Нередкими стали заболевания от недоедания, даже смертельные случаи на почве голода[42].
В условиях негарантированного снабжения, чтобы прокормить себя и семью, рабочие и служащие порой были вынуждены бросать производство и целыми семьями по нескольку дней и ночей стоять в очередях. Росла текучесть кадров. Между тем правительство требовало выполнения промышленного плана.
Реальная угроза срыва производства и социального взрыва заставляла местное хозяйственное, партийное и советское руководство действовать. Партийные и профсоюзные собрания, проводившиеся с этой целью на предприятиях, горячо обсуждали проблему снабжения, но изменить ничего не могли. Посылка партактива в соседние колхозы для "вывоза продовольствия" также ничего не давала: колхозы после выполнения планов заготовок бедствовали, колхозники простаивали в очередях в городе. Обращения в соответствующие наркоматы, в вышестоящие партийные и советские органы (которые, в свою очередь, ставили вопрос перед СНК СССР и Политбюро) с просьбами выделить дополнительные фонды и ввести закрытую торговлю обычно не давали результатов.
Позиция Политбюро и СНК СССР была непоколебима: карточную систему не вводить, к закрытой торговле прибегать избирательно, рационально использовать отпущенные фонды и привлекать местные ресурсы, но главное - любой ценой выполнять план, а не то голова с плеч. Испытывая давление сверху и снизу, оказавшись как между молотом и наковальней, местное руководство было вынуждено действовать на свой страх и риск.
Чтобы обеспечить нормальную работу на производстве, надлежало наладить рабочее снабжение на тех предприятиях, на которых отсутствовала закрытая торговля. Решениями местной власти буфеты и столовые превратились в закрытые распределители, рабочих прикрепляли к магазинам, вводились пайковые нормы. Они отличались в разных областях и районах, но всегда были ниже действовавших норм продажи товаров. (При установленной СНК СССР норме отпуска хлеба в открытой торговле 1 кг в одни руки обычно отпускали 500 г в день на человека.) Местное партийное и советское руководство узаконило также систему списков, талонов, развозки товаров, созданную инициативой людей.
Возникновение карточной системы в 1939 - 1941 гг. по инициативе населения и с санкции местной власти объясняет, почему она была столь неоднородной (разные нормы, группы, способы распределения), - не было координирующего центра.
Хотя карточки существовали, они не были узаконены центральной властью. Более того, Политбюро ЦК и СНК СССР вели борьбу с распространением снабжения по карточкам. Реакция местной партийной и советской власти на окрики центра была разной. Некоторые партийные комитеты и исполкомы открыто игнорировали постановления, идущие сверху, и издавали собственные распоряжения. Другие пытались объяснить членам Политбюро ЦК и СНК СССР свою позицию, считая прикрепление к магазинам, карточки, развозную торговлю единственно правильным решением в условиях кризиса снабжения. Третьи подчинялись требованиям Политбюро и СНК СССР[43].
Там, где местное руководство отменяло закрытое карточное распределение, мгновенно выстраивались очереди, росло социальное недовольство, под угрозой срыва оказывалось промышленное производство. Кризис и голод предопределили тщетность борьбы, которую вели Политбюро и СНК СССР с фактическим распространением карточек. Альтернативы не было - негласное карточное распределение существовало и развивалось.
Итак, подчеркнем еще раз: хотя в СССР карточная система накануне Великой Отечественной войны официально не вводилась, карточки были реальностью текущей жизни. Продовольственный и товарный кризис, вызванный милитаризацией экономики и обострившийся в результате военных действий, особенно в результате советско-финляндской войны, был причиной их появления.
История кризисов снабжения и введения карточек в 1930-е годы показывает неизменность стратегической цели руководства страны: индустриализация и милитаризация любой ценой. Цена эта - снижение уровня жизни общества. Форсирование промышленного развития и милитаризация были причинами кризиса и массового голода в начале 1930-х годов. Прошло всего четыре года после отмены карточек в 1935 г., и вновь трудности большого скачка, т. е. ускоренное превращение СССР в военно-промышленную державу, привели к кризису и карточкам.
Поскольку главная цель внутренней политики на всем протяжении тех лет оставалась неизменной, сохранялись и приоритеты в политике государственного снабжения. Как в период действия карточной системы в 1928 - 1935 гг., так и во время кризиса снабжения 1939 - 1941 гг., центральная власть стремилась в первую очередь обеспечить товарами номенклатуру, военнослужащих, рабочих и служащих военно-промышленных объектов, работников карательных органов. Достигалось это ухудшением снабжения крестьян и городского населения, незанятого на военно-промышленном производстве.
В политике государственного снабжения в период карточной системы 1928 - 1935 гг. и накануне Великой Отечественной войны много схожего, но есть и существенные отличия. Чем объяснить столь резкое неприятие центром карточной системы в 1939 - 1941 гг.? Почему Политбюро и СНК СССР отказались не только ввести карточки в условиях кризиса снабжения, но и узаконить то, что уже реально существовало - закрытое карточное распределение, распространившееся стихийно?
Конечно, кризис снабжения 1939 - 1941 гг. не был столь затяжным и острым, как кризис начала 1930-х годов, а успехи создания тяжелой индустрии были налицо. Но на рубеже 1930 - 1940-х годов существовало обстоятельство, которое осложняло ситуацию: мировая война была у ворот, СССР фактически уже участвовал в ней.
На мой взгляд, загадка поведения Политбюро и СНК СССР заключалась в следующем. Высшее руководство страны учло негативный опыт карточной системы 1928 - 1935 гг. Сложившаяся тогда система снабжения вовсе не стала панацеей от всех бед: не оградила город от полуголодного существования, индустриальным рабочим едва обеспечила прожиточный минимум, для деревни же явилась одной из причин массового голода, создала серьезные проблемы для развития производства.
Поэтому официальное отношение к карточкам менялось. Если в начале 1930-х годов карточная система провозглашалась шагом вперед по пути к коммунизму (ни рынка, ни денег), то в годы третьей пятилетки она воспринималась правительством как чрезвычайная мера. В середине 1930-х годов открытая торговля, правда, не частная, а государственная и плановая, была провозглашена дорогой к социализму. Накануне войны, борясь с распространением карточной системы снизу, Политбюро и СНК СССР называли ее не иначе, как "извращение советской торговли".
Позиция Политбюро и СНК СССР может быть объяснена также тем, что накануне войны с Германией руководство СССР не хотело признавать, что социалистическая экономика не выдерживает нагрузок, вызванных милитаризацией страны, а финская кампания привела страну к кризису и карточкам. Это было бы официальным признанием неготовности СССР к ведению серьезной войны. В правительственных выступлениях (в несекретной переписке) нарочито отрицались какие-либо трудности и подчеркивалось, что в стране все обстоит благополучно.
Кризис снабжения 1939 - 1941 гг. вызывает и другие вопросы. Почему Политбюро ЦК и СНК СССР отказались организовать или узаконить реально существовавшие закрытые распределители для местной номенклатуры, как это было в первой половине 1930-х годов? Чем объяснить ту неохоту, с которой Политбюро ЦК и СНК СССР шли навстречу просьбам наркоматов о введении закрытой торговли на подведомственных им предприятиях?
Взаимоотношения Политбюро и СНК СССР с наркоматами, а также с партийными, советскими и хозяйственными органами в республиках, краях, областях, районах, городах нужно рассматривать в контексте конкретной обстановки начавшейся второй мировой войны. Руководство страны стремилось упрочить мощь вооруженных сил, готовясь к войне. В этих целях в годы третьей пятилетки централизация и контроль за развитием народного хозяйства были усилены. Впервые личный состав Политбюро и СНК СССР как бы слились: в СНК СССР были введены члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК. В мае 1941 г. Сталин возглавил оба центральных органа власти, став председателем СНК СССР. Для усиления оперативного руководства проводились многочисленные преобразования, о чем ранее уже говорилось. Большие надежды возлагались на созданный наркомат государственного контроля. Был изменен характер деятельности комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б). Ее единственной обязанностью стала проверка исполнения решений руководства страны партийными, советскими и хозяйственными органами на местах. Комиссия должна была иметь в своем составе ответственных контролеров по одному на каждый наркомат СССР, а также уполномоченных во всех республиках, краях и областях. Произошло разукрупнение не только наркоматов, но и партийно-советских органов, с тем чтобы под их контролем находилось меньше предприятий и административно-территориальных единиц.
Однако, несмотря на усиливавшиеся контроль и давление сверху (а скорее по их причине), основные показатели развития промышленного производства ухудшались. Главную причину неудач Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР видели в плохой работе наркоматов, руководства предприятий, местных партийных и советских органов. Их обвиняли в иждивенчестве и даже саботаже. О неудовлетворительной работе наркоматов, местных партийных, советских и хозяйственных органов говорилось в докладах и резолюциях XVIII съезда ВКП(б), XVIII Всесоюзной партийной конференции, на пленумах 1939 - 1941 гг., в постановлениях ЦК ВКП(б) и СНК СССР того времени.
В то же самое время на местах, да и в самой столице возрастало недовольство решениями Политбюро и СНК СССР, работой партийных, советских и хозяйственных органов.
Самоснабжение номенклатуры и требования наркоматов о введении закрытой торговли для своих предприятий открыто расценивались, во-первых, как незаслуженные привилегии, во-вторых, как нежелание энергично проявлять инициативу, использовать местные возможности и ресурсы для выхода из кризиса. Тем не менее Политбюро и СНК СССР не меняли свои позиции, полагая, что имеющиеся в стране товарные фонды позволяют обойтись без экстремальных мероприятий, а беспорядки и ошибки они приписывали инертности или саботажу местного руководства.
Запрещая по тем или иным причинам карточное снабжение, реально существовавшее в стране, Политбюро и СНК СССР действовали вопреки здравому смыслу: не лень и иждивенчество местных руководителей были главной причиной появления карточек, а кризисная ситуация, порожденная политикой подхлестывания и ростом военных расходов. Это делало борьбу Политбюро и СНК СССР со стихийно распространявшейся карточной системой неэффективной. Несмотря на санкции центра, карточки существовали.
Последнее свидетельствует о том, что реальный ход событий в 1930-е годы отнюдь не всегда определялся только личной волей Сталина или решениями Политбюро и СНК СССР, а был результатом гораздо более сложных взаимодействий сил в обществе. Не случайно руководство страны не раз сталкивалось с результатами, прямо противоположными тем, которые оно ожидало. Так, карточная система 1928 - 1935 гг., если судить по постановлениям ЦК ВКП(б), СНК СССР, СТО, должна была создать благоприятные условия для развития производства. В действительности же она породила серьезные противоречия в жизни общества, вынужденного решать задачи, которые не соответствовали его возможностям. История кризисов снабжения и введения карточек наложила существенный отпечаток не только на судьбы десятков миллионов людей, живших и работавших в 30-е годы, но и на последующие поколения советских людей, чье детство и юность пришлись на время довоенных пятилеток.
Осокина Е.А., кандидат исторических наук
1 XVI съезд ВКП(б): Стеногр. отчет. М., 1930. С. 290-291.
2 XVIII съезд ВКП(б): Стеногр. отчет. М., 1939. С. 32-37.
3 Российский государственный архив экономики. Ф. 8043. Оп. 11. Д. 84. Л. 2. Далее: РГАЭ.
4 Там же. Оп. 1. Д. 60. Л. 107-108.
5 Там же. Оп. 11. Д. 85. Л. 152-154.
6 Там же. Д. 57. Л. 326.
7 Там же. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 62. Л. 97.
8 Там же. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 617. Л. 95, 122.
9 Там же. Оп. 16. Д. 77. Л. 1.
10 Там же. Д. 79. Л. 257, 296.
11 Там же. Д. 76. Л. 43; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 119. Л. 68-79.
12 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 81. Л. 214-220, 225.
13 Там же. Л. 255-257.
14 Там же. Д. 74. Л. 218.
15 Там же. Д. 76. Л. 168-169; Д. 77. Л. 82-83, 98-99, 149-150, 196, 207-208; Д. 78. Л. 92-93, 161; Д. 79. Л. 135, 164, 165; Д. 80. Л. 54-57; Д. 81. Л. 187-188, 241. Д. 82 и др.
16 В состав СНК СССР накануне войны были введены члены и кандидаты в члены Политбюро. В мае 1941 г. председателем СНК СССР вместо Молотова стал Сталин. По сложившемуся перед войной порядку СНК СССР и Экономсовет принимали постановления, а Политбюро ЦК утверждало их.
17 Manning R.T. The Soviet economic crisis of 1936-1940 and the Great Purges // Stalinist terror: new perspectives. Cambridge, 1993. P. 124, 132.
18 РГАЭ. Ф. 7971. On. 16. Д. 74. Л. 32-39.
19 Там же. Д. 75. Л. 151 - 170.
20 Дихтяр ГЛ. Советская торговля в период социализма и развернутого строительства коммунизма. М., 1965. С. 101.
21 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 74. Л. 31-39; История крестьянства СССР. М., 1987. Т. 3. С. 26.
22 С 13,6 млрд руб. на 1.01.1938 г. до 24,5 млрд на 1.10.1940 г. См.: РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 75. Л. 151-170; Дихтяр ГЛ. Указ, соч. С. 100.
23 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 74. Л. 31-39. Дихтяр ГЛ. Указ. соч. С. 114-116.
24 Там же. Д. 79. Л. 49-76; Д. 74. Л. 53. РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 119. Л. 68.
25 РГАЭ. Д. 83. Л. 262.
26 Там же. Д. 76. Л. 168-169; Д. 77. Л. 82-83, 98-99, 149-150, 196, 207-208; Д. 78. Л. 92-93, 161; Д. 79. Л. 135, 164, 165; Д. 80. Л. 54-57; Д. 81. Л. 187-188; Д. 83. Л. 122- 126 и др.
27 Там же. Д. 66. Л. 7.
28 Там же. Д. 77. Л. 58.
29 Там же. Д. 52. Л. 10-12; Д. 80. Л. 75; Д. 49, Л. 232; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1011. Л. 42.
30 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1015. Л. 12, 17; Д. 1018. Л. 10; Д. 1019. Л. 6, 9, 18, 26, 40, 41; Д. 1020. Л. 13, 17, 18, 30, 33, 34, 46; Д. 1021. Л. 4, 6 и др.
31 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 62. Л. 141; Д. 82. Л. 26; Д. 121. Л. 203 и др.
32 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1020. Л. 77.
33 Повышение цен было сезонным (с 10 апреля до 1 октября). Однако в сентябре 1940 г. Политбюро разрешило Экономсо-вету не снижать действующих розничных цен, а цены на молочные продукты повысить на 10 %. В октябре 1940 г. были повышены дены и на картофель. Цены на водку выросли с 11 руб. за литр в 1938 г. до 21 руб. 20 коп. в 1941 г. См.: РГАЭ. Ф. 432. Оп. 2. Д. 126. Л. 1-7; Д. 73. Л. 15; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1021. Л. 81; Д. 1029. Л. 36.
34 РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1020. Л. 77.
35 Там же. Д. 1009. Л. 17; Д. 1018. Л. 113; Д. 1022. Л. 41.
36 Там же. Д. 1025. Л. 22; Д. 1026. Л. 17.
37 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 65. Л. 107-117; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 99. Л. 61-65.
38 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 79. Л. 3-5; Д. 97. Л. 305; Д. 122. Л. 26 и др.; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 99. Л. 65 и др.
39 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 617. Л. 95; Оп. 16. Д. 81. Л. 214-219.
40 Там же. Д. 78. Л. 217; Д. 79. Л. 169; Д. 82. Л. 27, 33; Д. 83. Л. 224 и др.
41 Там же. Д. 77. Л. 66-68; Д. 78. Л. 216; Д. 79. Л. 169.
42 Там же. Д. 78. Л. 118 - 119, 216.
43 Там же. Д. 121. Л. 137; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 119. Л. 68 - 79 и др.
Осокина Е.А. Цена "большого скачка". Кризисы снабжения и потребление в годы первых пятилеток // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал: В 2 т. Т. 1. От вооруженного восстания в Петрограде до второй сверхдержавы мира / Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т. 1997. - С. 205-243..