В 1982— 1985 гг. один за другим умерли три Генеральных секретаря ЦК КПСС (ноябрь 1982 г. — Л.И. Брежнев, февраль 1984 г. — Ю.В. Андропов, март 1985 г. — К.У. Черненко). Нет более красноречивого свидетельства кризиса, переживаемого системой. Достаточно сравнить: с октября 1917 г. по ноябрь 1982 г. сменилось всего четыре генсека. Новый вождь был жизненно необходим. Требовалось доказать, что восковые фигуры дышавших на ладан стариков, украшавшие трибуны съездов, Мавзолея и не сходившие с телевизионных экранов, не являются свидетельством конца первого в мире социалистического государства и последней империи XX в. Приход спасителя был неизбежен, и он явился.
Первая биография М.С. Горбачева вышла в свет в Нью-Йорке в день его избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС, а первая биография Сталина была написана в 1931 г., через девять лет после того, как он стал во главе партии. Это объясняется не тем, что жизнь и деятельность будущего генералиссимуса Советского Союза была менее интересной или значительной, чем деятельность и жизнь выпускника юридического факультета МГУ, — просто в 1931 г. Советский Союз интересовал мир бесконечно меньше, чем в 1985 г.
Избрание Горбачева генеральным секретарем не было случайностью. Партия давно ждала появления в Кремле более молодого, чем его непосредственные предшественники, вождя. Ленину в 1917 г. исполнилось 47 лет, Сталин был избран генсеком в 42 года, Хрущев стал первым секретарем в 59 лет, Брежнев — в 58. Андропову власть досталась в 68 лет, а Черненко — в 73 года.
В марте 1985 г. претендентов на высший партийный пост было мало. М.С. Горбачев, которому 2 марта исполнилось 54 года, показался членам Политбюро наиболее приемлемым кандидатом. Их вполне устраивал жизненный путь Горбачева, который ни одного дня не работал по специальности, полученной на юридическом факультете МГУ. Карьеру он сделал в партийном аппарате. В 1970 г. он был избран (фактически назначен решением Политбюро) на высокий пост — первым секретарем Ставропольского краевого комитета партии, хозяином важного сельскохозяйственного региона юга России, где проживало около трех миллионов человек.
Точно так же формировались все ступени советской системы: генеральный секретарь, первые секретари компартий республик, первые секретари сотен областных (краевых), первые секретари тысяч районных комитетов партии... Представляя партию, обладавшую всей властью в стране, каждый из них был хозяином в своем уделе.
Оказаться замеченным среди сотни партийных генералов, руководивших регионами, было не легко. Горбачева заметили по двум причинам. Во-первых, благодаря достижениям Ставропольского края в сельском хозяйстве. Советская система не давала возможностей для достижения очень больших успехов. Но среди других аграрных регионов Ставрополье занимало не последнее место. Во-вторых, из-за «геополитического» положения Ставропольского края. На знаменитые источники и курорты Кисловодска, Железноводска, Пятигорска приезжали лечиться Суслов, Андропов и другие члены Политбюро. Первый секретарь края их должным образом принимал, они могли его оценить. В стране были и другие места отдыха, например, Крым, Черноморское побережье. Здесь отдыхал Брежнев. Он покровительствовал первому секретарю Краснодарского края (куда входил Крым) С.Ф. Медунову.
В 1978 г. Горбачев был избран секретарем ЦК. Брежнев продвигал на этот пост Медунова, который несколько позднее (при Андропове) был арестован и осужден. В ЦК КПСС Горбачев ведал сельским хозяйством. Под его руководством в 1978— 1983 гг. оно переживало кризис, сравнимый только с катастрофой эпохи коллективизации. От нового голода спасали лишь массовые закупки зерна за границей.
Неудачи руководимого им сектора не помешали Горбачеву стать членом Политбюро. Это был гигантский шаг на пути к верховной власти. Ему покровительствовали главный идеолог М.А. Суслов и будущий генсек Ю.В. Андропов. Смерть Андропова в 1984 г. определила судьбу Горбачева. Председатель КГБ, а затем генеральный секретарь хотел подготовить себе преемника, но рассчитывал, что останется лидером еще пять-десять лет и сумеет тщательно подготовить переход власти от «стариков» к «молодым».
М.С. Горбачев был избран генсеком значительно раньше, чем предполагал Андропов. Перед новым лидером партии встали традиционные проблемы, которые решались всеми его предшественниками. Первое препятствие — выборы — он преодолел. Строя систему политической власти «нового типа», Ленин не включал в устав партии порядок наследования. В дни Октябрьской революции мысли о преемниках его не беспокоили. Тревога появилась в 1922 г., когда смертельная болезнь свалила вождя партии и государства. Сталин использовал отсутствие механизма наследования и разгромил конкурентов. Второй кризис наступил в 1953 г. Следующий кризис был вызван чередой смертей трех генсеков.
После избрания генсеком Горбачев столкнулся с новой, еще более серьезной проблемой. Власть генерального секретаря не была зафиксирована в советских конституциях. Президент любой демократической республики, избранный на определенный срок, хорошо знает свои прерогативы — их пределы зафиксированы законом. В советском обществе вся власть принадлежала партии. Тем самым вождь партии обладал абсолютной властью. Но ее необходимо было закрепить. Кресло генсека давало такую возможность. История СССР свидетельствует, что для реализации возможностей генсека в овладении полной властью требовалось около пяти лет. Столько времени понадобилось Сталину, Хрущеву и Брежневу. Андропову и Черненко история таких сроков не отвела: они правили совсем недолго.
Процесс овладения властью состоял прежде всего в овладении аппаратом власти, в расстановке на всех влиятельных постах «нужных» людей. Кроме того, начиная со Сталина, каждый генсек стремился «легализировать» свою власть, заняв высший государственный пост. В 1941 г. Сталин, сохраняя руководство партией, стал председателем Совета Министров. Хрущев в 1958 г. объединил обе должности. Брежнев в 1964 г. голосовал за решение ЦК, запрещавшее концентрацию функций главы партии и главы правительства в руках одного лидера. Но в 1977 г. он «забыл» об этом: пребывая на посту генерального секретаря, он стал и Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Его примеру последовали (почти сразу после избрания) Андропов и Черненко.
Каждый раз поводом для проведения «чистки» — замены людей предшествовавшего генсека своими — была необходимость реформ. В процессе их осуществления менялся состав аппарата. Перемены никого не удивляли, ибо ощущение целесообразности реформ было всеобщим. Возникал заколдованный круг советской системы: овладение властью требовало проведения реформ, реформы были инструментом овладения властью.
С особой остротой необходимость радикальных перемен стала очевидной после смерти Сталина. В процессе овладения властью, используя идеи Ленина, Сталин построил тоталитарное государство, создал, казалось бы, идеальный режим личной власти. Единственным ее изъяном, единственным условием существования была потребность в «Сталине». Первым попытку приспособить модель к существованию режима без Сталина сделал Хрущев. Он решил стать «Сталиным» послесталинской эпохи. Брежнев после овладения властью положил конец реформам, рассчитывая, что общество будет жить собственной жизнью с умиротворенным «Сталиным» в Кремле.
Горбачев видел некоторые недостатки советской модели. Это позволяло приступить к реформам, смысл которых, как говорил Горбачев, «остается незыблемым: реализовать социалистическую идею»[1]. Новый генеральный секретарь стоял перед особенно трудной задачей: ему предстояло заменить своими людьми вассалов Брежнева. Препятствие (сравнимое с проблемой, стоявшей перед Хрущевым) заключалось в том, что Брежнев правил 18 лет. Сталин обладал полной властью еще дольше. Но он постоянно «чистил» кадры аппарата. Брежнев поступил иначе — реализовав потенциальные возможности поста генерального секретаря, обретя абсолютную власть, он не трогал «секретариат» на местах.
Коммунистическая система, родившаяся в СССР, нуждалась в тотальной власти не только как система в целом. Полной власти жаждали все ее элементы, все составные части. Каждый, кто обладал властью, непрестанно пытался ее расширять. Словом, каждая клетка стремилась воссоздать всю систему.
В годы правления Брежнева все большую власть приобретали Госплан, министерства, первые секретари компартий республик, первые секретари областных и районных комитетов и другие «клетки». Одновременно происходили централизация власти и ее распад на уделы. Брежнев с несколькими членами Политбюро мог послать советские войска в Афганистан одним росчерком пера, но он не имел достаточно силы, чтобы вынудить местного секретаря или министра полностью выполнить решение Политбюро. Зрелый тоталитаризм обернулся ослаблением центральной власти. Система стала напоминать динозавра: импульсы из центра с трудом двигали могучее туловище.
Ленин носил кепку, Сталин — военную фуражку. Начиная с Хрущева генеральные секретари носили шляпы. Горбачев продолжил традицию. Более того, он заговорил о приоритете общечеловеческих интересов и призвал повысить эффективность социалистической системы. Началась эпоха «реформ». Деятельность Горбачева чрезвычайно напоминает то, о чем писал великий русский сатирик XIX в. Салтыков-Щедрин: «Они сидели день и ночь, а потом еще целый день, размышляя все это время только об одном: как превратить их дефицитное домашнее хозяйство в приносящее прибыль предприятие, не меняя ничего».
В начале было слово. Звучало оно привычно — кадры. «Решение новых задач, которые встают сейчас перед нами, — объяснял Горбачев вскоре после прихода к власти, — требует внесения корректив как в содержание, так и в формы и методы партийной и государственной работы, в расстановку кадров в центре и на местах»[2]. Четыре года спустя, в июле 1989 г., он говорил о том же: «Мы не можем откладывать решение назревших кадровых вопросов... Нам надо пополнить кадровый корпус творческими силами»[3].
Вновь избранный генеральный секретарь начал с Политбюро: он хотел удалить возможных соперников, например Г.В. Романова. В новых людях хозяин Кремля видел надежных помощников. В руководство вошел А.Н. Яковлев, опальный чиновник ЦК, отправленный послом в Канаду и переведенный оттуда Горбачевым. В Политбюро были введены Е.К. Лигачев, Н.И. Рыжков, В.М. Чебриков, из Свердловска вызван Б.Н. Ельцин. Постоянно шли чистки на всех уровнях. Так, в феврале 1989 г. генеральный секретарь сообщил, что в ходе перевыборов партийных секретарей на среднем и нижнем уровнях заменено 89 тыс. руководителей. Это встретило ожесточенное сопротивление на местах. Особенно трудно шла замена на ключевых постах первых секретарей союзных республик и руководителей компартий социалистических стран. Последний шаг был ступенью в овладении властью над всем социалистическим лагерем.
Необходимость чистки аппарата, замены «старых кадров» вызвала к жизни свободу критики. «Гласность», прославившая Горбачева, ставшая синонимом его политики, не была его изобретением. Еще Сталин в эпоху «большого террора» широко раскрыл ворота критике, чтобы использовать гнев масс против чиновников, от которых хотел избавиться. Сталин мог бы обойтись — как он обычно делал — без одобрения своей политики народом. Но искренняя поддержка снизу придавала террору демократический характер. Хрущев тоже шел к власти под лозунгом «оттепели»: она помогла преемнику Сталина обновить кадры. В этой связи заслуживает внимания заимствование слова «оттепель» из политического словаря эпохи великих реформ, начавшихся в России после смерти Николая I в 60-е годы XIX в. Термин «перестройка» (главное слово, определявшее эру Горбачева) заимствовано из словаря сталинской эпохи. В конце 20 —начале 30-х годов перестройка была основным лозунгом и важным оружием Сталина на пути к абсолютной власти.
Подчеркнем еще раз: в начале было слово. С этим согласны все. А потом, как заметил польский сатирик Е. Лец, был лозунг. Эру Горбачева открывают три лозунга — Гласность, Перестройка, Ускорение. Третий лозунг, исчезнувший в конце пятилетия, должен был побудить советских людей двигаться к социализму быстрее. Он был парафразой одного из главных сталинских лозунгов 30-х годов: темпы решают все.
Первым конкретным мероприятием, осуществленным Горбачевым, стало постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма», принятое 7 мая 1985 г., т. е. менее чем через два месяца после избрания. Эта антиалкогольная кампания может служить моделью «перестройки». ЦК партии и генеральный секретарь начали с заявления: данное решение партия приняла как политический и нравственный руководитель народа, взявший на себя ответственность за искоренение пьянства. На деле же очередное постановление было обнародовано спешно, без предварительного изучения давней и трудной проблемы. Все средства пропаганды были брошены на организацию интенсивной кампании, результаты которой, как ожидалось, должны были быстро поднять на небывалую высоту авторитет вождя. Характерной особенностью постановления от 7 мая 1985 г. было точное копирование методов, использовавшихся во время первой большой антиалкогольной кампании конца 20 — начала 30-х годов, о чем подробно говорит Н.Б. Лебина в первом томе этой книги.
Но, как и в прошлом, попытка решения проблемы обычным советским волевым постановлением быстро провалилась. 25 октября 1988 г. ЦК КПСС принял постановление, в котором, отметив успехи антиалкогольной кампании, признал главное: «...радикальных перемен еще не достигнуто». На этом борьба с алкоголизмом закончилась.
Генеральный секретарь и далее действовал по традиционной советской схеме: критика действующего механизма — выдвижение рецептов его улучшения — принятие решения — эйфория по поводу эффективности — шок после очередной неудачи. Быстро обнаружилось: генсек не знает, что нужно делать. В июне 1985 г. у него не было сомнении в том, что составляет главное направление «перестройки». Год спустя во время поездки по Сибири он признал: ни в Госплане, ни в правительстве, ни в Политбюро готовых рецептов того, как обеспечить ускорение, нет. Полтора года спустя выяснилось, что первые три года ушли «на разработку концепции перестройки"[4]. Не имея ясного представления о том, как повысить эффективность советской модели, Горбачев имел богатейший арсенал испытанных средств, которыми пользовались его предшественники. Чтобы поднять энтузиазм трудящихся, генсек пытался возродить «стахановское движение», изобретенное в сентябре 1935 г. В его основе лежала идея пробуждения энергии масс, поощряемая жесточайшим террором. Для борьбы с низким качеством советской продукции был испробован метод, применявшийся в военной промышленности, - ужесточен контроль за качеством производимых товаров. Однако оказалось, что строгая "государственная приемка» ведет к резкому сокращению производства. Так, в 1989 г. брак в машиностроении составил примерно седьмую часть продукции. От усиленного контроля пришлось отказаться.
Продолжая эксперименты с системой управления предприятиями, руководство СССР бросило все силы на улучшение работы станкостроительной промышленности, которая должна была потянуть за собой всю советскую индустрию.
Иными словами, продолжался поиск звена, ухватившись за которое, можно было бы вытянуть всю цепь. Стратегия "звена" и "цепи" была сформулирована еще Лениным и, на первый взгляд, была рациональной, материалистической, можно сказать, марксистской. Реально же и Ленин и все его преемники, включая Горбачева, искали волшебный ключ, который открыл бы дверь к решению всех проблем. В конечном счете история советского государства и общества предстала перед человечеством историей обещания и ожидания чуда. Когда чуда не происходило, начинали ожидать следующего. Захватив власть в 1917 г., Ленин обещал, что мировая революция непременно придет на помощь советской республике через три месяца. Но этого не случилось, мировая революция не состоялась. Тогда началась эпоха сталинских «чудес»: форсированная коллективизация, ускоренная индустриализация, обещание за десять лет обогнать индустриальный Запад.
Не повторяя статей первого тома, в которых объясняются суть и последствия «развернутого наступления социализма по всему фронту», добавим следующее: Сталин своеобразно использовал формулу Ленина «Коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны». Он постоянно менял в ней вторую часть: планификация всего хозяйства, коллективизация всего сельского хозяйства и т. п. Тот же прием подхватил Хрущев: обещанные им чудеса — это освоение целинных земель, ставка на кукурузу (которую умудрялись сеять даже на дальнем севере), наконец, призыв к химизации. Аналогично поступал и Брежнев; сначала он ратовал за соединение научно-технической революции с преимуществами социализма; потом выдвинул лозунг «Экономика должна быть экономной». При этом неизменно повторялось: «темпы решают все»; «кадры решают все»; «больше социализма».
Горбачев проявил себя верным наследником Ленина и его преемников. Он добавлял: гласность решает все; перестройка решает все; ускорение решает все. Как и каждый генеральный секретарь до него, новый лидер искал поддержки у советского народа. На этот раз стране было обещано «настоящее чудо» — поддержка Запада. Выглядело такое заявление сенсационно: ведь после победы над гитлеровской Германией, создания социалистического лагеря и вооружения советской армии ракетно-ядерным оружием СССР воспринимался миром как супердержава, претендующая на первое место. Для Белого дома в Вашингтоне это была «империя зла».
Тем не менее определенное чудо свершилось: после дряхлых кремлевских стариков появился молодой, энергичный, говорливый вождь, уверявший, что с ним «можно делать дела».
Французский писатель лауреат Нобелевской премии К. Симон одним из немногих увидел за внешним обаянием генсека его подлинный характер. Симон участвовал в форуме, который был организован в 1987 г. на берегу горного озера Иссык-Куль (Киргизия), в одном из красивейших мест планеты. Но ни это обстоятельство, ни великолепный прием не помешали писателю нарисовать выразительный портрет советского лидера. Он показался Симону «последним отпрыском династии гангстеров, который получил воспитание в швейцарском колледже». Разницей было «лишь» то, что Горбачев не учился в Швейцарии, а воспитал себя сам, в СССР, в самой гуще джунглей, главным законом которых были хитрость и насилие. Люди подобного типа, по мнению французского писателя, «вернувшись на родину после учебы в Лозаннском университете, где миллиардеры и гангстеры давали образование своим детишкам, брались за переориентировку семейного бизнеса в деловые отрасли с почтенной репутацией, а не в такие шаткие, не такие наивно грубые и более рентабельные, как убийства на выходе из баров или массовая отправка на каторгу...»[5]
Важным этапом на пути к тотальной власти была XIX партконференция (май —июнь 1988 г.). Горбачев добился принятия решения о «четком отделении» функций партии от функций Советов: партия продолжает править, но отказывается от прямых директив и указаний. Это была бы важная политическая реформа, но она осталась на бумаге. Организовав выборы народных депутатов с допущением нескольких кандидатов на одно место, Горбачев очистил высший эшелон власти от «лишних» политиков. В 1989 г. съезд народных депутатов избрал его Председателем Верховного Совета СССР. До того времени генеральные секретари (Брежнев, Андропов, Черненко) избирались Председателями Президиума Верховного Совета, что формально давало меньше власти. Сразу же после съезда Горбачев буквально выставил из ЦК КПСС 110 престарелых руководителей. Он лишил их власти и ряда привилегий. Сталин поступал иначе: он, как правило, убивал исключенных.
Усиление власти генсека вызывало недовольство местных советских кадров, партийных секретарей, многие из которых не были избраны в народные депутаты (что, в частности, было предлогом их вывода из ЦК). Партаппаратчики хорошо понимали, что лишение правящей партии некоторых функций в пользу Советов ослабляют КПСС. Партия — это мы, говорили «кадры». Партия — это я, объявил генеральный секретарь.
Как и прежние реформы, «размежевание функций» между партией и Советами проводилось «по-горбачевски»: наспех, небрежно, без подготовки. От партийного аппарата требовали (на словах) передать часть власти Советам! Но еще не было закона, определявшего функции Советов, размеры их власти, источники финансирования. К тому же размежевание — по замыслу реформатора — касалось только нижних эшелонов власти. Наверху изменений не произошло, хотя сам Горбачев на съезде народных депутатов был избран президентом СССР. Такого поста в СССР раньше не существовало; формально он закреплял единоличную власть лидера.
После этих манипуляций Горбачев немедленно перешел ко второму этапу своей политической реформы — завершению аппаратной чистки. Он назначил на июнь 1990 г. XXVIII съезд КПСС. Никто не предвидел, что этот съезд будет последним. Продолжая считать, что подлинные реформы отлично заменяются административными переименованиями, Горбачев объявил, что цель второго этапа — перемещение центра власти. На съезде партии была изменена функция Политбюро, которое было создано в 1919 г. для руководства повседневной деятельностью партии, а следовательно, жизнью всей страны. Первоначально в него входили пять человек: Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Крестинский. Кроме того, были избраны три кандидата — Зиновьев, Калинин, Бухарин. Ленин одновременно являлся председателем Совнаркома. В 1931 г. Политбюро насчитывало десять членов. Это уже полностью был сталинский орган власти. Для окончательной очистки Политбюро от ленинских соратников Сталину потребовалось шесть лет. Горбачев затратил на подобную операцию — изгнание брежневских кадров — почти столько же (пять лет).
На XXVIII съезде Политбюро резко расширилось и изменило свой состав: в него вошли 15 первых секретарей республиканских компартий, а также 7 членов ЦК, избранных пленумом, и два руководителя — генеральный секретарь Горбачев и его заместитель В.А. Ивашко (мало кому известный аппаратчик, работавший в Киеве и незадолго до съезда изгнанный оттуда). Первые секретари республиканских компартий не могли присутствовать на всех еженедельных заседаниях, поэтому текущая работа осталась в руках москвичей и секретариата ЦК, состоявшего из 19 человек. Особенностью нового Политбюро было отсутствие в нем тех, кто считались опорой высшего центра власти (А.Н. Яковлев и Э.А. Шеварднадзе). Горбачев забрал их в новый орган власти — Президентский совет, придав тем самым ему особое значение.
Выборы в Центральный комитет сопровождались чисткой, превосходившей по своим размерам все, что партия до сих пор знала. Между 1934 и 1939 гг., в период «большого террора», ЦК потерял 78 % своих членов (не были переизбраны, иначе говоря расстреляны, в лучшем случае отправлены в лагерь). Между 1986 и 1990 гг. число новых членов ЦК составило 85 %. Комментарии здесь излишни.
За пять лет Горбачев создал аппарат, но в процессе чисток и формирования собственных кадров «седьмой секретарь» ослабил партийную машину. Партия продолжала оставаться основой государства - его скелетом, кровеносной и нервной системой. Укрепляя единоличную власть, Горбачев провозгласил создание параллельной структуры правления, но еще до ее возникновения напугал партийный аппарат возможностью сокращения его власти. Желая усилить контроль (удвоив его), генеральный секретарь-президент начал его терять. Указания из Москвы приходили на места медленнее и выполнялись неохотно. Политика Горбачева менялась слишком часто, его намерения оставались непонятными и путаными. Возникла ситуация, которую французские военные формулируют лаконично и ясно: приказ — контрприказ - беспорядок.
Колебания центральной власти вели к нарастанию сопротивления партийного аппарата на местах. Основной формой выражения недовольства местной номенклатуры политикой Москвы стали национальные движения в советских республиках. Как известно, они начались задолго до 1985 г. Видный чиновник аппарата ЦК КПСС А.С. Черняев, работавший помощником Горбачева, в мемуарах пишет о стиле работы Политбюро эпохи Брежнева. Оказывается, Политбюро констатировало, что «главным носителем национализма является сам местный аппарат власти. Нелюбовь и даже ненависть к русским росла из убеждения (которое широко распространялось самим партийным аппаратом на местах), будто плохо оттого, что все зажато сверху, а там, наверху, где сидят русские, — руководят некомпетентно, неграмотно, глупо»[6]. Политические планы Горбачева еще больше путали местные власти и активно способствовали нарастанию центробежных тенденций.
Руководители советской империи не желали признавать существование национального вопроса. А.А. Зиновьев в теоретическом трактате «Коммунизм как реальность» посвятил проблеме национальностей менее чем полстраницы. В 1981 г. он констатировал: «...Как показывает опыт Советского Союза, коммунистический строй успешно справляется с национальными проблемами». Философ-диссидент полагал: «И расчеты на то, что межнациональные конфликты в Советском Союзе послужат причиной гибели советской империи, основаны на полном непонимании фактического состояния страны с этой точки зрения»[7]. То же самое неизменно говорилось в документах КПСС, принятых как намного ранее «пророчеств» Зиновьева, так и впоследствии. От Сталина до Черненко все генеральные секретари твердили, что пройденный путь убедительно свидетельствует: национальный вопрос, оставшийся от прошлого, в Советском Союзе успешно решен.
В сентябре 1989 г., после четырех лет пребывания на посту генерального секретаря, Горбачев признал: «Конечно, мы знали о существовании непростых национальных проблем... Но все же весь масштаб назревших здесь изменений проявился позднее...». Поведение Горбачева свидетельствовало, что он сначала не замечал существования национальных проблем.
Поняв, что они имеются, он спешно привел в действие многочисленные механизмы сдерживания центробежных тенденций. Прежде всего его напугали внутренние национальные противоречия. В республиках вспыхивали вооруженные конфликты — в Нагорном Карабахе, в Грузии, в Молдавии. В Баку были организованы погромы армян; в Узбекистане — турок-месхетинцев и т. д. Формировался синдром «старшего брата». Требования абхазцев расширить их права показали грузинам, что каждый может оказаться в ситуации «старшего брата». В Эстонии возникла проблема русских, в Молдавии — гагаузов, в Литве — польского меньшинства. Москва рассчитывала, что союзные республики, опасаясь молодого национализма внутри, будут искать поддержки в центре. Номенклатура в Кремле растерялась не меньше, чем ее клевреты на местах.
Непонимание причин и сути национальных движений, неумение найти ответ на требования, которые нарастали и расширялись по мере развития «гласности», создали в конце 80-х годов ситуацию, начавшую угрожать единству Союза ССР. В марте 1990 г. Литва провозгласила свою самостоятельность, за ней последовали Эстония и Латвия. Это был удар по империи, но Прибалтийский регион, включенный в Советский Союз в 1940 г., всегда считался несколько чужеродным. Национальные движения на Кавказе Москва не замечала, рассчитывая на их взаимоуничтожение. Потенциальный очаг сильного центробежного движения представляли собой Среднеазиатские республики. Полная экономическая зависимость от центра, система коррупции, ставшая фундаментом коммунистической власти в регионе и обеспечивавшая стабильность, препятствовали развитию подлинного национального движения.
Украина обладала достаточной критической массой — территорией, людскими резервами, развитой промышленностью и сельским хозяйством. Этот потенциал позволял взорвать империю. В конце 1989 г. национальное движение на Украине превратилось в серьезную силу, но развивалось по-разному на западе и на востоке республики. Западная Украина, присоединенная к Советскому Союзу после раздела Польши в 1939 г., голосовала на выборах народных депутатов за кандидатов демократического блока, восточная Украина — наиболее индустриальные районы (Донбасс, Харьковская область) — предпочитала кандидатов-коммунистов.
Главная опасность для империи возникла, однако, не на окраинах, а в центре. Создатели советской системы — Ленин, Сталин, а затем их преемники — видели это. Каждая из республик, входивших в СССР, имела свою коммунистическую партию. Исключением была РСФСР. Коммунисты России были членами Коммунистической партии Советского Союза. В 1990 г. российские коммунисты создали свою компартию. Волна национальных движений в республиках захватила Россию. 6 июля 1989 г. писатель В. Распутин, обиженный критикой в адрес России, пугал народных депутатов, заявляя на съезде: «...А может быть, России выйти из состава Союза, если во всех бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления?»
В действительности это была не столько обида, сколько угроза, к тому же реальная. Российская компартия выделилась из КПСС, превратилась в независимую партию; первым секретарем был избран И.К. Полозков, сменивший Медунова на посту секретаря Краснодарского обкома партии. Одновременно, в 1990 г., — первый съезд народных депутатов Российской Федерации принял декларацию о государственном суверенитете России. В декларации говорилось, что российские законы имеют большую силу, чем союзные.
Председателем Верховного Совета РСФСР был избран (при ожесточенном сопротивлении большинства депутатов-коммунистов) Б.Н. Ельцин. Через несколько месяцев на очередном съезде народных депутатов России была сделана попытка лишить Ельцина председательства. Помощь пришла со стороны летчика полковника А.В. Руцкого, воевавшего в Афганистане, позднее занявшегося политикой. Избранный от коммунистов, Руцкой создал на съезде собственную фракцию «Коммунисты за демократию». Остроумный журналист переименовал ее «Волки за вегетарианство». Сторонники Руцкого поддержали Ельцина; расколов голоса его противников, они позволили Ельцину победить.
История советского общества, изложенная в серии книг о России XX в., причем наиболее полно в томе, посвященном судьбам деревни, и в данном томе, — это история ошибок, совершенных лидерами, — генеральными секретарями, плохо понимавшими основу системы, которую они строили. В любом случае создание независимой Российской компартии и выход России из СССР были роковыми ошибками. В 1990 г. в Москве существовали две советские власти — общесоюзная и российская. Двоевластие в столице тоталитарного государства крайне усилило хаос, внесенный перестройкой сути системы, которая тем не менее еще сохраняла свои основы. Раскол в Москве подвел ее к развалу.
Однако Горбачев продолжал жить в мире иллюзий, утешая себя химерами, рассчитывая, что политическое лавирование позволит ему не только сохранить, но и укрепить свою власть.
Внешняя политика Горбачева принесла ему необыкновенную популярность на Западе. Это казалось ему важнейшим инструментом борьбы за единоличное лидерство в СССР. Ни один из его предшественников не опирался в такой степени на поддержку западных государственных и политических деятелей. Все советские лидеры — от Ленина до Сталина — использовали в своих интересах мировое коммунистическое движение, симпатии прогрессивного человечества к первому в мире социалистическому государству. И все же по сравнению с предшественниками Горбачев имел небывалую поддержку мирового общественного мнения и государственно-политических структур капиталистического мира. Правда, уже после первых двух лет перестройки стало ясно, что по мере того как росла популярность Горбачева на Западе, в Советском Союзе его авторитет падал.
Внешнеполитическая стратегия Горбачева, получившая название «новое мышление», имела целью вхождение Советского Союза, косметически измененного, в мировое сообщество в качестве его полноправного участника. В основе надежд на реализацию этих стратегических планов лежало убеждение в необходимости и возможности советско-германского альянса — союза двух супердержав.
Генеральный секретарь, он же президент, ожидал, что Запад даст ему кредиты, технологию, необходимые для увеличения эффективности советской экономической модели. Еще нетерпеливее он ожидал всемирного признания его как выдающегося государственного деятеля. Придавая исключительное значение своему имиджу за рубежом, Горбачев превратил внешнюю политику в сферу исключительных интересов собственной персоны. Ни Политбюро, ни министерство иностранных дел, возглавляемое Э.А. Шеварднадзе, не посвящались во внешнеполитические планы Горбачева. Все успехи он относил на свой счет, во всех неудачах обвинял своих противников внутри страны.
По мере обострения внутренних трудностей генсек-президент все решительнее шел на сближение с западными партнерами, прежде всего с США. Советская армия вышла из Афганистана; СССР дал согласие подписать договор о сокращении обычных и ядерных вооружений. Понимал ли новый лидер степень своей ответственности за геополитические интересы СССР и его союзников?
Советская империя состояла как бы из трех концентрических кругов. Ядром был Советский Союз. Второй круг составляли страны социалистического лагеря, третий — страны, боровшиеся за свою независимость и, следовательно, считавшиеся союзниками СССР.
Положение в странах соцлагеря определялось множеством факторов, способствовавших (но чаще препятствовавших) установлению коммунистических режимов. Смена генерального секретаря в Москве, как правило, отражалась на отношениях с «братскими» народами. Каждый новый генсек должен был продемонстрировать свою твердость по отношению к «антисоветским движениям», если они проявляли себя, и поставить во главе компартий социалистических стран верных ему руководителей.
Летом 1953 г. послесталинское руководство послало танки в Восточный Берлин для разгона мирных демонстраций рабочих. Это подтвердило, что «Сталин умер, но дело его живет». В 1956 г. Хрущев, наследник усопшего вождя, настаивал на подавлении рабочих волнений в Польше военной силой, а затем приказал ввести советские соединения в Венгрию. В 1968 г. Брежнев, свергший Хрущева и укреплявший свою власть, организовал поход «братских армий» в Чехословакию.
Горбачев не нашел поддержки своей политике перестройки и гласности среди первых секретарей компартий социалистических стран. Как правило, они крепко держали власть в своих руках, оставаясь по многу лет на своих постах. То, что Горбачев использовал как оружие в борьбе за власть, им не требовалось, ибо несло угрозу их существованию. Горбачев прилагал серьезные усилия для смены первых секретарей в соцстранах. Ответом стало еще более серьезное, чем в советских республиках, сопротивление. Начались интриги, что ослабило позиции первых секретарей. Неясность, противоречивость сигналов, поступавших из Москвы, порождали неуверенность среди руководителей «братских» стран.
Неожиданно для всех — и для противников, и для сторонников — Горбачев согласился на объединение Германии, тем самым решительно перекраивая карту Европы. Это произошло после пяти лет перестройки, в 1990 г. Ее неудача внутри страны была очевидной для всех: крах экономических реформ, обострение национальных конфликтов, возникновение центробежных стремлений, нарастание социального недовольства. К этому времени Горбачев обрел максимальную полноту власти, которой мог обладать генеральный секретарь, ставший президентом. Но пользовался он этой властью только во внешней политике. Во время встречи на высшем уровне в Вашингтоне (31 мая —2 июня 1990 г.) Горбачев дал согласие на объединение Германии и ее принадлежность к НАТО, удивив даже Буша, ибо до этого советский лидер категорически отвергал планы объединения Германии. Уступка Горбачева была сюрпризом не только для президента США, но и для министра иностранных дел СССР Шеварднадзе и военного советника президента маршала Ахромеева. Они узнали о решении Горбачева одновременно с Бушем.
На наш взгляд, одной из причин решения была определенная самостоятельность лидера ГДР Э. Хоннекера. Но главное заключалось в желании вызвать расположение президента США Буша. Говорят, что дареному коню в зубы не смотрят. Немцы — и весь западный мир — подарок приняли, хотя через несколько лет поспешность предпринятой акции оценивалась уже по-разному.
Создается впечатление, что решение Горбачева не было поступком государственного мужа, обдумавшего все последствия своего шага. Скорее, это был акт игрока, верившего, что, пожертвовав ГДР, он получит взамен козыри, которые помогут ему дома. Как человек, поднявшийся на воздушном шаре и обнаруживший, что шар падает, он сбрасывал в качестве балласта все, что лежало под рукой.
После распада Советского Союза нашлись критики, обвинившие бывшего генсека и президента в измене; он, дескать, был агентом американцев. В этой связи один из руководителей ЦРУ ехидно заметил, что ни один агент ЦРУ никогда бы не осмелился пойти на такое дело, на которое решился Горбачев.
Поведение первого в советской табели о рангах человека было тем более противоречивым, что он не переставал говорить о своей верности наследию Ленина, идеям социализма. В 1986 г., оценивая итоги полутора лет деятельности генерального секретаря СССР, канцлер Коль в интервью американскому журналу предупреждал: «Не нужно принимать Горбачева за либерала, Генеральный секретарь ЦК КПСС — современный коммунистический лидер. Он никогда не был ни в Калифорнии, ни в Голливуде, но он знает толк в социальной психологии "паблик релейшн". Геббельс тоже знал в этом толк. Следует называть вещи своими именами»[8]. В июне 1991 г. в интервью для «Тайма» Горбачев продолжал настаивать: «Я всегда был и остаюсь коммунистом».
В начале 1991 г. Горбачев совершил очередной поворот во внутренней политике. Сначала согласившись на программу экономических реформ «500 дней», он вскоре отверг ее. Отвернувшись от либеральных советников, генсек-президент сделал ставку на консерваторов. Надежды на успех новой линии отец перестройки на этот раз связал с предстоявшей поездкой в Лондон на встречу с «семеркой», которая должна была собраться в июле 1991 г. Там он рассчитывал получить поддержку, которой не имел дома. Уверенность в благосклонности Запада была основана, казалось бы, на неопровержимой логике: после встречи с Бушем у берегов Мальты (декабрь 1989 г.) президент США испытывал симпатию к советскому лидеру. Поведение СССР во время войны в Персидском заливе, хотя и было порой двусмысленным, оставалось — в главном — проамериканским. Г. Коль и М. Тэтчер были полностью согласны с Бушем: в Советском Союзе есть лишь одна альтернатива — Горбачев либо хаос.
Поле маневра Генерального секретаря ЦК КПСС и президента СССР неудержимо сокращалось. Создание коммунистической партии России негативно отразилось на коммунистической партии Советского Союза. Объявление Россией своего суверенитета и принятие декларации о превосходстве законов РСФСР над законодательством СССР нанесло смертельный удар по Советскому Союзу. Выборы 12 июня 1991 г. превратились в принципиально важный референдум. Они завершили создание в Москве второго центра власти. Более того, двоевластие приняло форму прямой конфронтации. Б.Н. Ельцин, получивший на выборах 60 % голосов российских избирателей, стал альтернативным лидером. Альтернатива «Горбачев или хаос» превратилась в альтернативу «Горбачев или Ельцин».
Горбачев тем не менее должных выводов не сделал и, по своему обыкновению, вел себя непоследовательно. Внутри страны он пробовал показать кулак: КГБ получило особые полномочия, дающие право контроля в сфере экономики, включая распределение иностранной помощи. Перед встречей в Лондоне Горбачев попытался склеить либеральную экономическую программу. Противоречивость, неясность тактики лидера СССР позволяла расценивать ее двояко: как демократическую и как консервативную. Опасаясь последнего, Шеварднадзе решился в декабре 1990 г. на съезде Советов на сверхсенсационное заявление: «Диктатура наступает!» Большинство здравомыслящих людей услышало предупреждение о потенциальной диктатуре правых. Но было и другое понимание: предостережение о диктатуре Горбачева. После своего выступления Шеварднадзе, как и сказал, оставив пост министра иностранных дел СССР, покинул корабль Горбачева.
Тогда же президент РСФСР обнародовал указ о департизации. Этим первым и вместе с тем важнейшим указом Ельцина на территории России запрещались партийные организации в государственных учреждениях, на промышленных предприятиях, в вооруженных силах, в учебных заведениях и т. д. КПСС не была запрещена в РСФСР, ее собственность не подлежала конфискации, но указ подрезал корни партии, единолично правившей с осени 1917 г. Остались в неприкосновенности штабы — комитеты партии, исчезла армия — ячейки на местах. Тем не менее произошло событие исключительной важности: впервые объем партийной власти официально был урезан. Для тоталитарной партии, по своей природе всегда стремящейся к расширению прав, удар был чрезвычайно тяжелым. Понимая последствия происшедшего, руководство компартии РСФСР стало апеллировать не только к Конституции СССР, гарантировавшей права граждан, но и к международным пактам о правах человека. Оно словно забыло, что еще недавно, даже в 80-е годы, ссылка на международные пакты о правах человека каралась советским государством как политическое преступление.
«Подвел» и Запад: из Лондона Горбачев вернулся с пустыми руками. Впервые за шесть лет международные партнеры не поддержали его. Длинный, туманный, запутанный доклад генсека-президента на заседании «семерки» продемонстрировал некомпетентность Кремля в экономических вопросах. Особенно странно прозвучала фраза о необходимости дать Советскому Союзу помощь в размере 100 млрд долларов (к тому же докладчик не объяснил, как будут использованы просимые средства, на каких условиях они должны выделяться и т. д.). Президент Буш, начавший менять мнение о своем советском друге и о его способности навести порядок в стране, убедил участников встречи отказать Горбачеву в столь крупной финансовой и экономической помощи.
Горбачев вероятно не отдавал себе отчета в том, что его политика терпит крах. Он видел другое: Буш, смягчая лондонский отказ, приехал в Москву засвидетельствовать неизменность дружбы, поддержать морально. Затем президент США отправился в Киев, пытаясь убедить украинцев не выходить из СССР, пугая их хаосом. Фактически заокеанский гость прямо вмешивался во внутренние дела Советского Союза. Он открыто поддерживал новую идею Горбачева, предлагая советским республикам подписать договор, меняющий характер федерации и расширяющий права ее членов.
Реализация предполагаемого договора нуждалась в былой имперской силе, которой Москва уже не обладала. Президент СССР, однако, не понимал, в каком положении он находится. 30 июля 1991 г. Буш, приглашенный на дачу Горбачева, сообщил хозяину, что, по сведениям ЦРУ, в Москве готовится путч. Горбачев отмахнулся от предупреждения, уверяя, что прочно держит власть в руках. 6 августа 1991 г., попрощавшись с американским президентом, Горбачев с супругой отправились в очередной отпуск в Крым, на президентскую дачу в Форосе. Они уезжали на две недели. На 20 августа была назначена очередная встреча представителей республик в Ново-Огареве, где предполагалось подписать новый союзный договор.
Встреча не состоялась. Договор не был подписан. История сделала неожиданный поворот: на рассвете 19 августа по московскому радио было прочитано обращение государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), в котором советские граждане извещались о том, что в связи «с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М.С. своих обязанностей президента СССР» для управления страной создан чрезвычайный орган. В состав ГКЧП вошли восемь высших руководителей государства: вице-президент Янаев, премьер-министр Павлов, председатель КГБ Крючков, вице-председатель Совета обороны Бакланов, министр внутренних дел Пуго, министр обороны Язов и представители «народа» — председатель крестьянского союза Стародубцев, президент ассоциации государственных предприятий Тизяков. История путча еще не написана, хотя издано немало книг, в которых изложены взгляды и версии многих политиков, журналистов, историков. Примечательная особенность путча обнаружилась сразу: его совершили ближайшие соратники Горбачева, люди, которых он лично выбирал и проталкивал на высшие номенклатурные посты. Иногда это требовало больших усилий, как, например, при выборах в вице-президенты непопулярного комсомольского лидера Янаева. Через несколько лет после путча Горбачев говорил и писал о «предателях» в своем окружении, напоминал, что предатель нашелся даже среди апостолов. На наш взгляд, поведение соратников Горбачева трудно назвать предательством. До последней минуты «заговорщики» убеждали президента возглавить ГКЧП, уговаривали действовать решительно, чтобы навести порядок в стране. 18 августа вечером в Форос прилетела делегация от будущих путчистов упрашивать его объявить чрезвычайное положение.
Арестованные путчисты в своих показаниях единодушно настаивали на том, что Горбачев знал об их намерениях. Расставаясь с ними, он напутствовал: делайте, как хотите. Это следовало понимать: удастся — я буду с вами, не удастся — отвечаете вы.
Два обстоятельства позволяют видеть в августовском путче спектакль. Первое — программа «заговорщиков». Трудно говорить о перевороте, который оставил на месте всю структуру государственной власти, в полном составе кабинет министров и всю партийную иерархию. Отсутствовал президент. Но, как свидетельствуют участники событий, с ним, а в ряде случаев с его сторонниками, которые оставались в своих кремлевских кабинетах по соседству с путчистами, шли переговоры.
Программа, обнародованная в обращении ГКЧП в августе 1991 г., несколько отличалась от того, что Горбачев излагал в августе, накануне путча, но она точно соответствовала его взглядам в январе того же 1991 г. Можно сказать, что путчисты протестовали против «августовского» Горбачева, защищая Горбачева «январского». «Заговор», таким образом, являлся формой протеста ближайших соратников генсека-президента против очередного поворота его политики, попыткой нажима на Горбачева в надежде, что он снова сделает поворот.
И второе — несостоятельность тактики путчистов. В 1931 г. К. Малапарте написал книгу «Техника переворота», в которой анализировал перевороты, — от 18 брюмера Бонапарта до захвата власти большевиками в октябре 1917 г., от Муссолини до Пилсудского. Автор сформулировал основные приемы захвата власти. Августовские путчисты их полностью нарушили. Не потому, что не знали, как надо захватывать власть. В их среде были опытнейшие профессионалы, руководители хорошо оснащенных силовых структур — Крючков, Пуго, Язов. Первый из них участвовал в разработке плана образцового путча, осуществленного генералом Ярузелским в Польше в 1981 г. Не лишне напомнить свержение Амина в Афганистане. Был и «местный» опыт — смещение Хрущева.
Заговорщики были совершенно уверены в победе. Они не учли нового фактора, определившего неудачу задуманных ими мероприятий. В Москве имелся второй центр власти. 19 августа 1991 г. после создания внеконституционного ГКЧП он стал единственной легальной властью. Блестящий маневр совершил президент России. Сильный своей легитимностью, избранный демократическим путем, Ельцин обратился непосредственно к народу.
Отказавшись от возможных в его положении политических интриг, секретных переговоров, он решительно возглавил организованное им народное противостояние.
После победы демократии стало известно, что административный и партийный аппарат в подавляющем большинстве регионов страны поддержал московских соратников «Форосского пленника». Массовые демонстрации против заговорщиков возникли только в Москве и Ленинграде. Китайский пример — расстрел на площади Тянь-аньмынь — убедительно свидетельствует, что подавить безоружные манифестации вооруженными войсками не составляет труда. Необходима только решительность власти. «Заговорщики» — и это была основная причина их неудачи — не имели лидера. Они рассчитывали, что им станет Горбачев. А он ждал результатов путча.
К. Малапарте констатировал, что путч, не достигший результата в первые 24 часа, неминуемо терпит поражение. Отказ командующего военно-воздушными войсками генерала Шапошникова (впоследствии маршал и командующий войсками Содружества Независимых Государств — СНГ) и командующего десантными войсками генерала Грачева (вскоре ставшего министром обороны России) подчиниться приказам министра обороны СССР Язова означал провал путча. Президент СССР благодаря усилиям российского руководства после трех дней неясности возвратился в Москву.
23 августа 1991 г. на заседании президиума Верховного Совета России торжествующий Б.Н. Ельцин подписал на глазах присутствующего в качестве гостя М.С. Горбачева указ о приостановлении деятельности коммунистической партии РСФСР. Потрясенный Генеральный секретарь ЦК КПСС обратился к ЦК, заявив о своей отставке, и принял решение о роспуске КПСС. Коммунистическая партия Советского Союза кончила жизнь самоубийством, даже не пытаясь сопротивляться. Партия, построенная Лениным по образцу армии, была послушным инструментом в его руках. Прусские капралы требовали, чтобы солдат был максимально послушен. Этого добивались от партии Ленин, Сталин, их наследники. И они своего достигли. Смерть компартии в 1991 г. — еще одно тому подтверждение.
Сила партии обернулась ее слабостью. Когда ее возглавил нерешительный, хитрый и политически не очень умный вождь, партия превратилась в толпу. Так случается с каждой армией, которая оказывается без командующего. Толпа растерявшихся коммунистов — КПСС насчитывала в 1991 г. около 18 млн членов — легко, до удивления инертно, подчинилась приказу о роспуске, доказав всему миру, что подчинение приказу жило в коммунистических генах. Повторилась история 1935—1938 гг.: большевистская партия без сопротивления была уничтожена Сталиным. Но предусмотрительный наследник Ленина подготовил ей замену — другую партию. Он заполнил опустошенное пространство новыми членами, преданными «лично товарищу Сталину».
Когда Горбачев принял отчаянное решение отделаться от партии, он не располагал такой сменой. Видимо, генсек-президент рассчитывал сохранить власть, сбросив кепку генерального секретаря, но оставшись в шляпе президента СССР. В действительности, он подрубил сук, на котором сидел. КПСС — каркас власти в стране — была единственным инструментом управления страной в руках Горбачева. Все остальные — КГБ, армия, администрация — служили генсеку постольку, поскольку он возглавлял партноменклатуру, был воплощением партии, ее вождем.
Советская история, как уже говорилось выше, свидетельствует, что ее лидеры, особенно после Сталина, плохо понимали созданную большевиками систему. Непонимание Горбачева оказалось смертельной ошибкой. Он похоронил свою личную власть, партию и государство.
В августе 1991 г. все было кончено. Свидетели и участники событий еще этого не понимали. Они не знали, что история СССР завершилась. В сентябре 1991 г. Горбачев спешно издал книгу «Путч», подготовленную его советниками. Она вышла вначале по-английски, потом — по-французски и лишь затем по-русски, что тоже симптоматично. Автор заклинал: «Советский Союз остается и будет великой державой, без которой не могут решаться мировые проблемы». Это были пустые слова.
Россия продолжала добивать Советский Союз. 19 августа, т. е. когда, казалось бы, путч был в разгаре, Ельцин подписал указ о переходе «всех органов исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, министерство обороны СССР» в непосредственное подчинение избранного народом президента России. 20 августа в очередном указе Ельцин объявил себя командующим вооруженными силами СССР на территории России. Следующие указы передали в юрисдикцию России предприятия союзного значения, телевидение и радио...
Президент России при живом президенте СССР, далеко выходя за пределы своих полномочий, объявил себя, иначе говоря Россию, наследником Советского Союза. Спасительница демократии, Россия считала естественным свое притязание быть «первой среди равных» в рамках СССР, который все еще существовал, хотя подписание нового договора, не состоявшееся 20 августа, было отложено. (Как оказалось навсегда.)
Движение за независимость в «окраинных» республиках (Прибалтика, Кавказ) не воспринималось Москвой (как Горбачевым, так и Ельциным) опасным для существования Союза. Иначе обстояло дело с Украиной. По мере ослабления центра, после провозглашения Россией суверенитета, движение за независимость на Украине лавин-но нарастало. На 1 декабря были назначены всенародные выборы президента — главным кандидатом стал Л.С. Кравчук, бывший второй секретарь ЦК по вопросам идеологии, сменивший прежние взгляды на умеренно националистические. После поражения путчистов Кравчук заявил о выходе из коммунистической партии. Это увеличило его популярность в глазах украинских избирателей.
В это время в Москве власть Горбачева ограничивалась помещениями, которые он занимал в Кремле. Но и здесь, поскольку Кремль, как известно, находится на территории России, президент СССР подчинялся юрисдикции РСФСР. Ельцин выплачивал жалование президенту Союза Советских Социалистических Республик. Горбачев продолжал действовать в пустоте: издавал указы, которым никто не подчинялся, готовил очередной проект союзного договора, который никого не интересовал. Он все еще надеялся, несмотря на урок лондонской конференции «большой семерки», что Запад его поддержит.
2 сентября 1991 г. Дж. Буш позвонил президентам Литвы, Эстонии, Латвии, чтобы сообщить им о готовности США немедленно установить с ними дипломатические отношения. До сих пор американская дипломатия настаивала на необходимости сохранения Союза и к независимости Прибалтийских республик относилась недоброжелательно. В новых условиях президент США отстранился от Горбачева, убедившись в его полной беспомощности.
Формально этикет соблюдался, но можно сказать и другое. Чтобы подсластить пилюлю, президента СССР пригласили в Мадрид на открытие конференции по Ближнему Востоку. После совместной пресс-конференции двух сопредседателей Горбачев наклонился к Бушу и сказал: «Теперь Вы — хозяин». Иначе говоря, президент СССР констатировал не свою личную слабость, а исчезновение Советского Союза как супердержавы, делившей с США власть в мире.
После возвращения в Вашингтон Буш перестал звонить Горбачеву, как он это делал регулярно в течение предыдущих трех лет. В случае необходимости президент США звонил президенту России.
Сложилась ситуация, при которой бывший генсек Горбачев мешал всем, в первую очередь второй московской власти, точнее Ельцину. Решение было найдено после 1 декабря, когда Кравчук был избран президентом Украины. 8 декабря в глубокой тайне президент России, президент Украины и председатель Верховного совета Белоруссии собрались в охотничьем домике в Беловежской Пуще и приняли решение, во-первых, о прекращении существования Союза ССР, во-вторых, о создании Содружества Независимых Государств (СНГ).
Главы трех славянских республик не имели законного права прекращать существование СССР. Они на это пошли, чтобы устранить Горбачева, символизировавшего старый центр. В необходимости устранения Горбачева были убеждены даже генералы, поддержавшие «славянский путч», не понимая, что исчезновение СССР будет означать исчезновение советской армии. Осознали они это очень скоро.
История любит злые шутки. 6 декабря в Кремле Горбачев принял журналистов французского телевидения и дал им интервью. В эфир оно пошло вечером 8 декабря. В тот самый момент, когда в Беловежской Пуще решалась его судьба, ничего не подозревавший Горбачев самоуверенно утверждал: «Центр — это я; я не буду участвовать в развале Союза...» В это время Союза уже не было.
Распад Союза означал, в частности, исчезновение за ненадобностью поста президента СССР. Горбачев отказывался признать реальность происшедшего и подать в отставку. 16 декабря госсекретарь США Дж. Бейкер приехал в Москву. Приглашенный в Кремль, он встретился с Б.Н. Ельциным. Рядом с Ельциным стоял Главнокомандующий войсками СНГ маршал Шапошников. Затем состоялась частная встреча Бейкера с Горбачевым, которого никто не сопровождал.
Горбачев цеплялся за свое кресло даже после того, как его выселили из Кремля. Он торговался с Ельциным из-за размеров пенсии, добивался предоставления огромного здания под «Фонд Горбачева», который намеревался сделать центром своей будущей деятельности. И все-таки президент СССР — первый и последний — был вынужден объявить о сложении с себя государственных полномочий.
25 декабря 1991 г., через 20 минут после заявления Горбачева, в 19.32 с кремлевской башни был спущен красный флаг. В 19.45 его место занял русский трехцветный флаг. Иностранные журналисты зарегистрировали, что церемония не вызвала особых эмоций у немногочисленных москвичей, собравшихся на Красной площади. Смысл события еще не был ясен. Советская империя испустила дух в атмосфере поразительного равнодушия.
М.С. Горбачев проиграл. Предпринятая им попытка отсрочить гибель Советского Союза, советской системы, советской империи не удалась. Неудача Горбачева, седьмого и последнего генерального секретаря, во многом была определена его характером. Он был плодом советского воспитания, результатом особого отбора, который делала система, формируя своих руководителей. После смерти Сталина генеральные секретари, пробуя «улучшать» сталинскую модель, ослабляли ее. Горбачев пошел дальше своих предшественников, стремясь быть одновременно хранителем устоев и их реформатором, одновременно папой римским и Лютером.
Стремясь спасти коммунистическую систему, Горбачев, не желая этого, нанес сокрушительный удар по коммунизму: страны, страдавшие под советским игом, освободились, закончилась холодная война. Русские газеты, сообщая о триумфальной поездке бывшего советского лидера по США, констатировали: «горбимания» — в Нью-Йорке, «горбифобия» — в Москве. Эта формула точно определяет две стороны облика Горбачева — доброжелательное отношение к нему за рубежом, неприязненное — на родине. Это повторится через пять лет, когда в июне 1996 г. в первом туре президентских выборов за кандидатуру Горбачева голосовало 0,5 % избирателей. А ведь он был уверен, что Россия предпочтет его. Однако современники перестройки выразили полное недоверие отцу реформ, которые оказались неудачной попыткой спасти прошлое. Его осудили за неудачу. И за неискренность.
Многочисленные причины гибели могучей империи еще только становятся предметом изучения историков. Человечество не знает другого примера гибели супердержавы без внешнего вмешательства, только в результате внутренних конфликтов. «Утопии» пришел конец, ибо сама попытка создать идеальное государство, рай на земле, была обречена. В 1922 г. русский философ Н.А. Бердяев, высланный из советской России, изгнанный из строившегося рая, написал книгу «Новое средневековье». Опираясь на пятилетний опыт советской власти, он первым написал о «сооружении утопии» в России и предсказал, какой ужасной ценой придется заплатить за начатый коммунистами эксперимент.
Через 60 лет, в 1982 г., мною в содружестве с A.M. Некричем на Западе была опубликована книга «Утопия у власти». В ней мы старались объективно изложить историю советской власти от 1917 г. до наших дней. У нас не было желания освещать прошлое однозначно: только со знаком плюс или только со знаком минус. Цель была иной — правдиво показывая драматический путь, пройденный страной под эгидой династии генсеков, сделать вывод о неизбежности крушения режима.
Даже при очередном переиздании книги в 1989 г. мы не думали, что развалится КПСС и в ближайшее время распадется Советский Союз. Наивно полагать, будто Горбачев или те руководители, которые собрались в декабре 1991 г. в Беловежской Пуще, предопределили финал СССР — империя изжила себя. Этот главный вывод был сделан задолго до 1991 г. А то, что для многих конечный рубеж оказался неожиданным, лишь подтверждает важность и сложность изучения истории страны, правители которой всемерно мешали миру узнать правду о советском обществе. Все это остается страшным предостережением.
М.Я. Геллер, профессор (Франция)
1 Правда. 1990. 19 авг.
2 Там же. 1985. 16 окт.
3 Там же. 1989. 10 июля.
4 См.: Геллер М. Седьмой секретарь. Блеск и нищета Михаила Горбачева. Лондон, 1991. С. 177 и др.
5 Симон К. Приглашение // Континент. № 56. С. 254-255.
6 Черняев А.С. Моя жизнь и мое время. М., 1995. С. 331-332.
7 Зиновьев А. Коммунизм как реальность. Лозанна, 1981. С. 163.
8 Newsweek. 1986. November. 6.
Геллер М.Я. Горбачев. Победа гласности и поражение перестройки // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал: В 2 т. Т. 2. Апогей и крах сталинизма / Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. - М.: Российск. гос. ун-т. 1997. - С. 546-576.